Ноздри моей таинственной одноклассницы раздуваются.
— Да, мне на самом деле плевать, чем ты занимаешься. Возможно, вам следует время от времени признавать более широкий мир за пределами вашего токсичного трио. Может быть, в конечном итоге, вы не будете оскорблять всех все время. Боже, ты должен пойти и помочь им. Эта медсестра собирается вызвать охрану для Пакса.
Пока она говорит это, Пакс отходит от стойки, его глаза сверкают, как жидкая ртуть. А-а-а, черт! Я знаю этот взгляд. Этот ублюдок вот-вот взорвется.
— Да-а, да ладно. Кэрри? Черт возьми, оставь его в покое. Парень ранен. Дэш, иди сюда и покажи ей свои водительские права. Эта женщина очень усложняет жизнь.
— Где, черт возьми, ты думаешь, у меня припрятаны водительские права? — Я говорю это, а сам прокручиваю в голове имя этой девушки, как гладкий драгоценный камень.
Кэрри.
Пакс взглянул на нее и сразу узнал. Пакс, парень, который трахает девушку, а уже через полчаса забывает о ее существовании. Он назвал это прекрасное создание по имени. Неужели я попал в параллельную вселенную, где все идентично моей реальности, за исключением одного лишнего человека? Что, черт возьми, происходит?
Я поворачиваюсь, чтобы сказать что-нибудь остроумное этой девушке, Кэрри, но, когда поднимаю взгляд, она уже выходит из больницы.
Такое ощущение, что ось земли сместилась. Слегка. Незначительно. Но достаточно, чтобы я заметил разницу, и теперь все кажется... несбалансированным.
В конце концов, мы разбираемся с документами.
И, наконец, я иду к врачу.
Немного лидокаина, один крошечный стежок, а потом пакет со льдом, и я выхожу (как Джон Уэйн) из больницы, все еще в больничном халате.
Когда я плюхаюсь на заднее сиденье, чувствуя себя так, словно только что пережил лобовую атаку, у меня на уме только одно.
— Эта девушка. Кэрри. В чем ее проблема?
С переднего сиденья Рэн невесело смеется, вытаскивая из кармана джинсов оранжевую бутылочку с рецептурным лекарством и вертя ее в руке.
— Придется ждать пять дней, пока шов рассосется, прежде чем позволить члену затвердеть. Не хотелось бы снова его порвать, чувак. А пока тебе лучше не мечтать о Карине Мендоса.
Пакс выхватывает пузырек с лекарством из рук Рена.
— «Перкосет»? Здорово, чувак. Тебе лучше поделиться.
Рэн разговаривает и смеется с Паксом, но меня уже нет с ними в машине. Мысленно я снова оказываюсь в приемной, смотрю в пару сердитых карих глаз и словно парю над землей. Карина Мендоса. Кэрри, с глазами цвета темной корицы. Кэрри, которая уже сделала мой член твердым, отчитывая меня, как непослушного ребенка.
Я все еще нахожусь в приемной, прокручивая в голове разговор с девушкой, когда Пакс сворачивает на подъездную дорожку, ведущую к Бунт-Хаусу, и выплевывает цепочку ругательств, таких красочных, что меня вытягивает в настоящее.
На лице Рэна застыло выражение ужаса.
— Какого хрена?
Довольно сложно наклоняться вперед. На обезболивающих я почти не чувствую боли, но могу сказать, что заплачу за это движение позже, когда действие «Перкосета» пройдет. Бунт-Хаус — это архитектурный шедевр. Трехэтажное здание, построенное из стекла, шифера и толстых балок из ясеня — настоящая красота. Красота, которая в настоящее время омрачена гигантским членом и очень волосатыми яйцами, нарисованными на впечатляющей входной двери синей краской из баллончика.
Грязь брызжет из-под шин «Чарджера», когда Пакс резко останавливает машину. И он, и Рэн выскакивают из машины и поднимаются по ступенькам, словно их задницы в огне. Я замыкаю шествие так быстро, как только могу, то есть совсем не очень быстро.
Рэн смотрит на свои пальцы, испачканные ярко-синей краской.
— Все еще мокрая. Мы разминулись.
— Я убью их на хрен. — Пакс расхаживает по крыльцу, как зверь в клетке. — Кто настолько тупой? Серьезно. Кто этот идиот?
Вытирая пальцы о штаны, в глазах Рэна появляется стальной, злобный блеск.
— Не знаю, но скоро мы это выясним. — Он указывает на камеру, установленную на карнизе нависающей крыши крыльца. — И когда мы это сделаем, им придется чертовски дорого заплатить.
ГЛАВА 2
КЭРРИ
ЧЕТЫРЕ ДНЯ СПУСТЯ
— Что... ты… сделала?
Будучи рыжеволосой, Пресли склонна краснеть всякий раз, когда у нее возникает малейшая реакция на что-то. Сейчас ее щеки пылают. Подруга довольная и счастливая развалилась в изножье моей кровати, как комнатная собачка ростом под метр восемьдесят, но в тот момент, когда я упомянула имя Пакса Дэвиса, резко выпрямилась и уставилась на меня так, словно я только что сказала ей, что убила Далай-ламу.