– Я на самом деле не знаю, – прошептала я, не в силах оторвать взгляд от его губ.
Наступила тишина, за исключением громыхающей музыки, играющей внизу. Мне было интересно, что делают прямо сейчас остальные, что делали мои друзья. Им было веселее, чем мне? Сомнительно, поскольку мои самые веселые моменты связаны с Беком. Плюс, он заставлял меня чувствовать себя такой защищенной, особенно когда обнимал меня. Иногда мне хотелось навечно остаться в его руках. Жизнь была бы намного проще в этом случае.
– Виллс, – его голос был низким и хриплым.
Я оторвала свои глаза от его рта и встретилась с его пристальным взглядом. Его глаза горели не поддающимся расшифровке голодом. Я не могла понять, что стало причиной взгляда, пока он не нагнулся и не притронулся своими губами к моим губам.
Я сильно зажмурилась, раскрыла свои губы и на останавливающий–сердце, сжигающий–душу, возбуждающий–момент жизнь была прекрасна. Затем я отделалась от своей глупости и вспомнила, что жизнь не идеальна. Я жила в несовершенстве с тех пор, как мне исполнилось шесть.
Внутри меня поднялась паника, и я сбежала, как трусиха.
В течение нескольких недель после этого, я едва ли могла смотреть Беку в глаза. То были самые одинокие дни за всю мою жизнь. Единственной причиной, по которой мы с ним могли снова быть друзьями, было правило. Простое правило. По крайней мере, казалось таким на бумаге.
Абсолютно никакого контакта губ.
Да, это было мое правило. Я отдала Беку копию, а оригинал держала в своем бардачке. Наличие этой написанной на бумаге границы, казалось, сработало для нас.
Вроде…
– Ты кажешься напряженной. Что происходит? – тревожный голос Бека выманивает меня из воспоминаний.
Страх промчался сквозь меня, когда рядом загудела машина, а я опустилась еще ниже на сидении.
– Я всегда напряжена. Это приходит, когда ты беспокойный человек, – говорю ему. – Но то место, где я сломалась, также не помогает моей тревожности.
– Где именно ты находишься?
– На трассе между Риджфилдом и Фэйрс Холлоу.
– Бля, это на середине в никуда.
– Да, я знаю. Я… – я что? Еду домой с работы? Ведь он думает, что ты работаешь в библиотеке, которая далеко–далеко отсюда. – Мне пришлось съездить по нескольким поручениям своей матери, а моя тупая машина решила, что стоит снова перегреться. – Боже, я ненавижу ему врать. От этого болит мое сердце.
– Тебе действительно нужно, чтобы твою машину посмотрели, – говорит сквозь болтовню и фортепианную музыку, которая усиливается на заднем фоне.
– Я так и сделаю, – лгу я. Я подчеркивала это ранее, пытаясь объяснить отсутствие денег, но с Беком это не работает. – Где ты? Я слышу сильный шум.
– Я у сестры. Она закатывает вечеринки за неделю до дня Благодарения.
– В чем смысл?
– Точно. По крайней мере, для нее. Но ты же знаешь, какая Эммалин. Она устраивает вечеринки за неделю до всех праздников. Помнишь, что она сделала на Пасху, несколько лет назад?
Я улыбаюсь.
– Да, помню. Ты заставил меня пойти с тобой и рассказал всем детям за детским столом, что мы ели кролика. Они посходили с ума и начали плакать, а твой отец так разозлился.
– Мой отец всегда злится, – напоминает он с оттенком горечи. Единственное время, когда Бек кажется ожесточенным, это когда говорит о своем отце, холодном, неэмоциональном мужчине, который больше любит работать, чем быть отцом и мужем. – Но в тот раз, это того стоило, хотя бы чтобы посмотреть на лица тех детей.
– Иногда ты можешь быть таким злым.
– Как и ты. Поэтому вместе мы такие классные. На самом деле, думаю, что мы можем создать воплощение совершенства.
В глубине души я знаю, что он не имеет в виду, что мы были бы классной парой, но мои губы все равно тянутся вниз. Не из–за того, что Бек был бы плохим парнем; я просто предпочитаю не думать о парнях: о том, чтобы иметь одного и разрушить свою жизнь, иметь одного и быть поглощенной им, закончить как моя мать, потому, что буду так зациклена на нем. А Бек, он определенно сможет меня поглотить. Я чувствую магнитное притяжение, ошеломляющее чувство погружения каждый раз, когда я рядом с ним.
Я бросаю взгляд на бардачок, думая о правиле. Понимая, что от его существования мне легче дышать.
– Может, мне попытаться снова написать Ари, – меняю я тему. – Не хочу, заставлять тебя уезжать с вечеринки твоей сестры.
– Слишком поздно для этого. Я уже в машине.