Не об этом были мои мысли, но я лучше поговорю об отце вместо того, чтобы говорить правду.
– Принцесса, он никогда не отстанет. Ему слишком сильно нравится орать на меня, – говорю я. – И я точно уверен, что он никогда не остановится до тех пор, пока я не соглашусь делать то, что он хочет.
– Пожалуйста, не позволяй ему заставлять тебя что–либо делать, – умоляет она. – Ты заслуживаешь заниматься тем, чем захочешь. И ты будешь ужасен в качестве адвоката. Я знаю, что будешь.
– Ох, поверь мне, я тоже об этом знаю, – я включаю поворотник, чтобы повернуть на боковую дорогу, которая проходит около домов ее немногочисленных соседей. – И я пытаюсь это ему объяснить. Я говорил ему, что буду самым отстойным адвокатом, который когда–либо существовал. Но ты знаешь моего отца… Его путь – единственный верный.
– Почему он вообще решил, что тебе нужно работать с законом? – спрашивает она, наматывая прядь волос на свой палец. – Просто потому, что этим занимает он?
– Понятия не имею, – я напряженно пожимаю плечами. – Я прекратил выяснять, что к чертям происходит в его голове, когда мне исполнилось двенадцать, и понял, что он любит свою работу больше, чем семью.
– Я уверена, что он не любит работу больше, – она пытается меня переубедить. – Он просто трудоголик.
– Виллс, мне нравится, что ты пытаешься заставить меня почувствовать себя лучше, но я уже давно принял то, что мой отец никогда не будет любить меня настолько сильно, насколько он любит своих клиентов…и деньги, что похоже равнозначно.
Ее губы приоткрываются, затем смыкаются. Настал момент жалобной тишины, и я начинаю хреново себя чувствовать. Затем она ухмыляется.
– Ну, он идиот. Ты намного лучше, чем деньги. По правде, если бы я выбирала между тобой и всеми деньгами в мире, я бы выбрала тебя.
– Правда? – мои губы изгибаются. – Всеми деньгам в мире, ага? Боже, должно быть я ужасно ценный.
Она преувеличенно качает головой.
– Ты на вершине списка. В самом–самом верху, где больше никого нет, – фонари отражаются в ее глазах, ярко освещая намек на грусть. – Ты всегда там будешь.
Моя грудь сжимается самым прекрасно–мучительным способом. Боже, что бы я ни отдал, чтобы только поцеловать ее снова. Все деньги на свете, и еще чуть–чуть.
– Что насчет Тео? – спрашивает она, уже переходя от этого мгновения. А я, мне интересно, застряну ли я здесь навечно, поглощенный ожиданием ее, но понимая, что никогда не заплачу ее. – Он поступил в юридическую школу только для того, чтобы обрадовать отца?
Я пожимаю плечами.
– Возможно. Я никогда по–настоящему не говорил с ним об этом. Тео всегда был похож на того, кому потребуется адвокат, а не он сам им станет.
Она смеется, и от этого звука мне хочется проводить все вечера, рассказывая шутку за шуткой. Она выглядит такой красивой, особенно, когда смеется. Я бы хотел, чтобы она чаще это делала. Хочу, чтобы она не была постоянно такой напряженной, и ей удавалось смеяться.
– Тео попадал во множество неприятностей, – она соглашается, ее улыбка увядает. – Но в любом случае. Все, что я хочу сказать, что если вы с Тео одинаково думаете, вам стоит вместе поговорить с отцом и попытаться убедить его в своем выборе.
Предоставлю Виллоу возможность попытаться решить мою проблему.
– Мне нравится это предложение, но сомневаюсь, что оно сработает, – когда она хмурится, я добавляю. – Ты знаешь моего отца. Он никогда ничего не слушает, пока не захочет. Я даже не знаю сколько раз пытался поговорить с ним, а он полностью меня игнорировал и просто выходил из комнаты, – я направляюсь прямо по узкой дороге вдоль маленьких старых домов. – У этого парня серьезный случай выборочного восприятия. Клянусь, это чертов подарок или что–то в этом роде.
– Может его научили этому в юридической школе? – шутит она, маленькая красивая улыбка появляется на ее губах.
– Может быть. Или может быть, он просто придурок.
– Не являются ли оба этих предположения верными и одинаковыми?
– Вообще–то да. В действительности, слышал, что в юридической школе заставляют ходить на занятия, которые обучают навыкам придурка. Думаю, это называется «обучение тому, как направить своего внутреннего придурка к запугиванию людей, заставляя их делать все по–твоему, и стать настоящим мудаком».
– Видишь? Все больше причин для тебя, чтобы туда не идти. Ты никогда не сдашь этот предмет, – она тянется и обхватывает своими руками мое лицо. – Посмотри правде в глаза. Ты слишком милый, Беккет.
Мне понадобилась каждая частичка силы воли, чтобы не наклониться от ее касания и не закрыть глаза.
– Беккет? С каких это пор ты называешь меня Беккетом?
– Я просто попробовала, – дьявольский огонек зажегся в ее глазах. – Я поняла, что ты в итоге станешь адвокатом, «Бек» больше не будет тебе подходить. Даже не знаю, будет ли «Беккет» подходить. Ты можешь сменить свое имя на Грег или Чед, или что–нибудь такое же дебильное.
– Имена Грег и Чед дебильные? – я выгибаю бровь. – С каких это пор?
Она убирает свою руку от моего лица, оставляя на моей коже, на всем моем теле, холод.
– В моем Женском Литературном классе есть Грег и Чед, и каждые раз, когда они приходят на занятие, то считают своим долгом, проходить мимо моей парты и, – она делает кавычки в воздухе. – «случайно» пихают мои книги на пол. Начну с того, что я даже не знаю, зачем они выбрали этот предмет. Не думаю, что они когда–нибудь делали домашнее задание.
Я стучу пальцами по рулю, чуть раздраженный из–за Грега и Чеда, хотя я ни разу их не встречал.
– Ага, я понимаю, почему они это делают.
– Правда…? Подожди… Почему они ходят на этот предмет, или почему они скидывают мои книги с парты?
– Оба вопроса.
–Хорошо, – она смотрит на меня в ожидании. – Ты собираешься мне рассказать?
Честно говоря, не уверен, что хочу этого. Насколько это неправильно, настолько мне нравится, что Виллоу невежественна в вопросах того, насколько она привлекательна, и что даже не замечает, когда парни пристают к ней. Хотя я волнуюсь из–за того, что однажды она узнает, и тогда встретит парня и решит, что он достоин того, чтобы она сдалась и избавилась от правила про свидание.
Когда она смотрит на меня, выпятив пухлые губки, я сдаюсь.
– Они делают это потому, что могут заценить твою задницу, когда ты нагибаешься за своими книгами, – объясняю я. – И, вероятно, они выбрали этот предмет, потому что решили, что на нем будет много девушек.
Ее нос морщится.
– Действительно? Это не похоже на правду.
– Поверь мне, я прав.
– Но это не имеет смысла. Я имею в виду, что они скидывают мои книги каждое занятие. И для чего? Чтобы просто посмотреть на мою задницу? Это не круто, – она смотрит прямо, качая головой. – Нет, я точно уверена, что они придурки. И они постоянно смеются, когда делают это.
– Доверься мне в этом. Я – парень. Я знаю, как думают парни, и я тебя уверяю, что парни постоянно оценивают твою задницу... Это по–настоящему великолепная задница, – мой внимательный взгляд следует по ее ногам, и она их скрещивает. – И если бы ты была одета в эти шорты, то Грег и Чед, возможно, скидывали бы твои книги и до и после занятий, может даже, взяли бы несколько перерывов в ванной комнате, – я заставляю свои глаза оторваться от ее ног и замечаю, что она в изумлении смотрит на меня. – Что? – невинно спрашиваю я. – Ты говоришь Винтер, когда парни оценивают ее. Почему я не могу это же сказать тебе?
Она застенчиво тянет вниз края шортов.
– Потому что я не говорю Винтер, что у нее великолепная задница.
– Ну, может, ты не настолько хороший друг, как я, – сообщаю я, замедляясь, чтобы повернуть на парковку у жилого комплекса.– И К СВЕДЕНИЮ, ты тоже никогда не говорила мне, что у меня классная задница.