– (демон Фридриха (тень Каина) продолжает хохотать и кривляться, вертясь ужом среди огне – эфирных сущностей Живого Космоса)… Ты прервал мою речь, жалкий никчёмный философ, разразившись бессовестным хохотом… разразившись чужим мерзким хохотом… Но… то хохочешь не ты… то хохочет твой демон, тот кто лжёт за тебя, кто вселился в тебя… и хохочет, и лжёт, про тебя… То не ты… То не ты… Это кто – то чужой… злобный демон вселился в тебя… и хохочет, и лжёт про тебя… То не ты… это кто – то другой, – одержимый кривляка, покрывает пространство вокруг своим мерзким чужым, злобным хохотом… Этот демон… злобный демон… А теперь вот, злобный демон… я смотрю на тебя… Прямо в тебя я смотрю… Я смотрю прямо в тебя… и что… голосишь… злобно мерзко ревёшь… будто кто – то на дыбу вздёрнул тебя… опалил я тебя ядовитым смертельным огнём… Вот и воешь… вот ты и смердишь… (всматривается в тень – демона Фридриха постепенно прекращющего выть)… Ага… завертелся ужом… больше уже не сводишь с ума слабовольного злого философа… Вышел весь из него… вышел весь из него… и философ теперь не завоет злобным мерзким бессмысленным хохотом… Не завоет окрест… успокоенный богом философ… больше уже не завоет… Этот бедный философ… трёт глаза… словно он пробудился от сна… глаза трёт… словно не помнит – что с ним было… не помнит… И он ныне уже не наглец, не безумец, – воротился философ ныне в себя… в природное лоно себя… воротился… чужака больше нет в нём… Умер злобный жилец… и наш бедный философ ныне избавлен… может не выть… и не злобиться… может жить, и дружить, наш никчёмный философ… Этот бедный философ может жить… (указывая на тень – демона Фридриха прекратившего выт) А ты, тварь… вон пошёл, не вселяйся больше ни в юного отпрыска… не в младого, не в старого… не в девицу младую, не в старую бабу… Не вселяйся!.. И помни – это взгляд мой… всю мою ненависть… мою ненависть… мою жгучую ненависть к злобной твари… мою верную ненависть к злобной твари, я вложил… Помни, тварь… Помни всю мою ненависть, злобная тварь… Помни, тварь этот взгляд… Помни… Изыди же, тварь… Изыди же, тварь… Помни ненависть… мою крепкую ненависть к злобной лживой, и воющей, твари «Войны»… Помни… Помни, тварь… Помни… Помни меня… Помни меня, жалкая злобная тварь… Помни меня, тварь «Войны»… Помни, меня… Помни меня… Помни, тварь… Даст Бог, не будет войны… Помни, тварь… не будет войны… Не будет войны… тварь…
– (говорит уже явно успокоенным, и даже будто смиренным, голосом) Философия сама по себе есть не открытие вечных неизменных идей, в том числе о добре, но – открытые «новых способностей» в земном и вполне волевом… самом по себе сильным волей земном человеке… Сильным волей… волей к власти… земной созидательной власти… живом человеке. Сильным волей… земном и живом человеке. Сама жизнь хочет власти… новых способностей жаждет волей к власти… жаждет в себе, и во вне, перемен… снимая при этом всю ответственность с Бога… С мира… с общины… возлагая ответственность… всю ответственность на того, кто ищет в себе, и во вне, перемен… кто жаждет во вне перемен… Всю ответственность возлагая на того, кто жаждет в себе, и во вне, перемен… и во вне перемен… Кто жаждет… Кто жаждет Иного… кто жаждет во вне Перемен… на того – вся ответственность, кто жаждет во вне перемен… вся ответственность внове… Перемен… Перемен… жаждет внове он неких благих Перемен… Жаждет в Нове… неких таких Перемен… Жаждет он внове…
– (римские воины сдирают с себя воинские доспехи, и оружие, и облачаются при этом в женские наряды, в таком виде и танцуют – по бабьи томно, и зазывно танцуют… так они и танцуют!) Да… так они и танцуют… В былые времена мужи с оружием в руках клялись пасть за родимое Отечество… пасть за любимое Отечество. А ныне вот… обабились когда – то славные мужи, когда – то славного воинственного Рима… обабилсь… изнеженными стали… изнеженнее стали пустых накрашенных гулящих девок… а ныне одеваются, ведут себя, – и старцы, и юноши… да и мальчишки, – несообразно собственной мужской природой… обабились… обабились мужи… И превосходство утверждают позором собственной природы… И превосходство утверждают позором собственной мужской природы… и утверждают, – что бабы то же, что мужи, – одно и то же… одно и то же ныне, – и бабы и мужи… и бабы и мужи… Одно теперь… трясут при том широким бабьим подоло́м, и говорят, – что поднимают этим паруса… уходят, мол, в большое плаванье… куда ж их приведут такие «паруса»… куда их приведут такие «паруса»… и чем закончатся такое вот по бабьи пустое томное бессмысленное плаванье… и чем закончатся такое вот изнеженное плаванье… тем и закончится… куда ведёт их под подолом, под юбкой, парус… пустое несообразное мужской природе плаванье… тем и закончится… от юбки – парус… матросы ж – те же бабы… обабились обабились мужи… пустое бессмысленное плаванье… матросы – те же бабы… а юбки паруса… к какому берегу пристанут… какие земли покорят, откроют… матросы те же бабы… но бабы не мужи… Но бабы не мужи… Какие земли, какие берега откроют… какие берега… к каким портам причалят… а бабы ж не мужи… но бабы ж не мужи… Какие земли… какие берега… а бабы ж не мужи… какие берега откроют… да, никакие… коль бабы как мужи… мужья ж как бы… но бабы – не мужи…