– (тень Авеля снимает с дыбы полуживую жертву, оживляет жертву, и оба обнявшись уходят навстречу восходящему к ним солнцу) Александрийцы ж скучали… Много дней не видя не слыша сердечного друга… их сердечного лучшего друга… тосковали ж по улыбке и тёплому взгляду их милейшего друга… их мудрейшего друга… кого мир называл «Аполлонием»… окружали толпой Аполлония… в тот великий и радостный час, когда их божество сходило на берег… окружали толпой драгоценное их божество… ликовали при том, расступались пред ним, словно этот герой не себя нёс… но – благую святыню… расступались пред ним…
А в тот редкий приезд Аполлоний, как только сошёл на египетский берег… как тот час раздвинул толпу, чтобы увидеть, – как правитель провинции с группой при полном оружии стражников везли на платформе двенадцать закованных в цепи разбойников… везли их казнить за разбой, и убийства… за разбой и грабёж… а не просто везли за какое-нибудь воровство… Аполлоний ж, как только взглянул на процессию, как тот час и молвил, – «Вот этот… что третий по счёту, если отсчитывать справа… Не будет казнён… Не виновен несчастный… Сделайте ж так чтоб казнили его не первым, но последним… но в последнюю очередь… но в последнюю очередь… последним чтобы казнили его… Дайте шанс невиновному… Дайте шанс невиновному…». Дали шанс невиновному… И когда восьмерым уже отрубили разбойничьи головы, как тот час явился гонец истошно вопя, словно резали бедного – «Отпустите Фарнона!.. Отпустите Фарнона!.. Не виновен Фарнон!!.. Фарнон не виновен!!!.. Фарнон не разбойник… Он не был разбойником… Испугался он пыток… И признался, что будто бы был он, как прочие, мерзким и злобным разбойником… как вот эти… одиннадцать… будто был он разбойником… Отпустите Фарнона!.. Фарнон, не убил никого… Фарнон, не убил никого…». Отпустили Фарнона… Египтяне ж… потрясённые виденным, окружили пророка, чтобы тут же увидеть… чтобы тот час получше рассмотреть несомненное ныне… несомненное ныне… и во веки веков драгоценное их божество… драгоценное их божество – Аполлония… Прорицателя судеб, – спасителя жизни… ещё одной жизни… теперь уже жизни бедняги Фарнону… Фарнону, кто стоял на коленях благодарно моля с опущенной вниз головой, чтоб не видели слёз на щеках у него… Аполлоний ж беднягу в мгновение поднял… ласково обнял… тепло его обнял, как лучшего друга… и напутствовал так, как теперь уже верного лучшего друга, – «Лучше выдержать пытки, Фарнон, чем подняться на дыбу, не будучи сколь-нибудь вправду виновным… Лучше выдержать пытки, Фарнон… Лучше выдержать пытки… впрочем… легко ль говорить, если сам никогда не испытывал пыток… Ты спросишь, Фарнон: как я сам бы повёл себя, если б мне применили те пытки, какие ты, славный мой друг, испытал… не знаю, Фарнон… Не знаю Фарнон… Возможно и я бы не выдержал пыток, – и я бы сознался в том, что был я разбойником… и даже кого – то убил… возможно, Фарнон… не знаю, Фарнон… легко ль говорить… не знаю, Фарнон…». С тем расстались они, – спаситель, и жертва… под крики толпы, – «Слава Пророку!..», – кричала толпа… С тем и расстались Пророк, и Фарнон… под крики толпы Пророк и Фарнон… с тем расстались… обнявшись, Пророк и Фарнон… с тем расстались… Пророк и Фарнон… Пророк, и Фарнон… Спаситель и жертва… С тем расстались… Пророк и Фарнон.
Позади идущих навстречу солнцу тени Авеля, и спасённой им жертвы, крадётся тень Каина, а вместе с ним крадётся и тёмная ночь…
– Так изменился я…
Я стал бойцом для самого себя. Я стал иным…
Восстал, и изнемог в борьбе с самим собой…
Переступил порог… Не добрым, и не злым…
Самим собой Я стал… Восстал… Воюя с собственной судьбой…
Суровый дальний край… Обитель мёртвых льдов…
Пустыня… Пустыня каменных следов…
То были лишь мои следы.