«Ангел» присаживается на кровать Пабло… «Ангел» – это бывшая блаженная жена Пабло Франсуаза, раньше своего мужа покинувшая этот мир… и даже там, в иных небесных мирах, всё ещё любящая свою утраченную вторую половинку – своего потерянного в бренном мире несчастного, но возлюбленного ею, мужа…
– (с горечью) Боже… как я устала быть одной… Боже… Ну, и что же что вышла замуж, и не раз, после того как я оставила моего возлюбленного… да, до сих пор возлюбленного Пабло… ну и что же… всё не то… не то… не то… всё было для меня не то… пусто скучно, и ничтожно… Мой Пабло был гений… был несомненный гений мой Пабло… пусть Дьявол был… но этот Дьявол был творец… но Дьявол гений был… но Дьявол был «безумный гений»… ломал, и сокрушал… известное всё… всё тривиальное, обыденное… он бил, как слон в посудной лавке… Творил при том Иное… и снова сокрушал… Но… мы говорили с ним на одном языке… я, как он говорил, – богиня… и он, как он сам утверждал, – одинокий, и заблудившийся на бренной земле, путник… он, – одинокий путник… а я его богиня… «Знаешь, чего бы мне больше всего хотелось?». – говорил он мне. – «Чтобы ты прямо сейчас поселилась в этом лесу; бесследно как бы исчезла в нём… и чтобы никто при том на всей земле не знал, что ты там… а я бы дважды в день приносил тебе еду… ты бы спокойно работала, писала бы свои не на что не похожие картины… а у меня в жизни была бы тайна, которую я бы ни за что ни кому не раскрыл… По ночам бы мы оба выходили… бродили бы где вздумается… ты же не любишь людских толп, и была бы при этом совершенно счастлива… и я тоже их не люблю… и потому мы бы забывала обо всем мире… и помнили бы только о друг друге… ты бы помнила только обо мне… а я бы помнил только о тебе… и мы были бы счастливы друг в друге… Мы были бы так счастливы…»… так он мне иногда говорил… иногда он мне так говорил… И я была тогда счастлива… я тогда была так счастлива… Так счастлива… он мне так иногда говорил… так он мне иногда говорил… но это было давно… это было так давно… так он мне иногда говорил…
– (говорит голосом Пабло) Это происходило каждое воскресенье… с материка прибывал юный грек… и когда он убивал минотавра, все женщины при этом ликовали, особенно старые… Минотавр же содержит своих женщин в роскоши… но правит при этом страхом… и они рады видеть его убитым… (Пабло говорит очень тихо, но всё же различимо внятно) Полюбить минотавра невозможно… Невозможно. во всяком случае Минотавр так считает… Он так считает… И ему это кажется несправедливым… Несправедливым. Потому – то Минотавр и устраивает оргии… вот он. Минотавр, наблюдает за спящей женщиной… Он изучает ее, хочет прочесть ее мысли, – пытается выяснить: любит ли она его, потому что он чудовище… Поднял глаза на очередную жертву… Знаешь, женщины до того странные существа, что способны на близость даже с Демоном… Они способны на это… затем снова опустил взгляд на спящую… Трудно сказать, хочет ли он разбудить ее… Или же убить её… или же убить её… трудно сказать… Он сам не знает, чего он хочет… и потому взгляд у него такой неясный… неясный… Как у Бога… Бог, в сущности, неважный художник… и потому он такой неясный… потому он всегда столь неясный как сам Бог… Он и сам не знает – чего он хочет… поскольку Он Бог… Он не знает… Не знает Он… поскольку Он и есть Бог… но Он этого не знает… является ли Он Богом… и есть ли Он сам Бог… Он этого не знает… зато я знаю… Я Это знаю… Я – Бог… ия это Знаю…
– Он сказал, что теперь каждый мой, и его поступок, становятся очень очень важными для нас… любое слово… и всякий случайный жест, обретают отныне свой сокровенный смысл… и все, что происходит ныне между нами, нас будет изменять… нас будет изменять… нас постепенно будет изменять… нас… и эти новые шаги, в двух любящих, в двух сокровенных душах… уходят не мимо нас… не просто так… шаги… но мы иные… и эти новые шаги не просто так шаги… но мы «иные»… и эти новые «шаги» становятся отныне «нами»… отныне «нами»… они становятся… две любящих души «становятся иными»… они становятся «иными»… и родными… всегда «иными» и родными… так и «становятся» они… «иными»…
– «Поэтому», – сказал он мне, – «мне хотелось бы иметь возможность остановить вот это текущее сейчас для нас время… и сохранить все как есть сейчас… потому что я сознаю… что вот эта минута – это и есть подлинное начало для нас… в общем же в нашем распоряжении определенное, но неизвестное нам количество переживаний… и как только наши с тобой песочные часы будут перевернуты… песок начнёт высыпаться, и его уже не никак не остановить… пока он не высыплется весь… пока он не высыплется весь… вот почему я хотел бы остановить его в самом начале… ибо, все существует в ограниченных количествах – особенно наше с тобой счастье… возникновение же любви… нашей с тобой любви где-то и предопределено… и ее длительность… и её насыщенность, тоже предопределены… если же достичь полного накала в самый первый её день… то она, эта любовь, в первый же день и окончится… в первый же день она и окончится». Так он мне говорил…