…Разница между сентябрем и августом здесь только в количестве осадков и обилии фруктов. Апельсины, мандарины, абрикосы, черешня и прочие наименования, даже бананы есть. Климат позволяет выращивать в изобилии и объедаться круглый год. Почти тропики. И даже череда дождей, зарядивших на неделю, не помеха. По крайней мере дышать стало легче и не надо менять носовые платки по пять раз в день.
– …Вчера еще двоих арестовали. Прямо в кабинетах. Обвинения в связях с боевиками, торговля оружием, передача информации. Только что-то быстро заглохли слухи… Словно отрезало… – Радован почерневшей от сока рукой залез в небольшой тазик и ухватил горсть черешни, черной, как волосы южанки, и сладкой, как ее поцелуй. – Не нравится мне это.
Я промолчал, сплевывая косточки под колеса БТРа и вытирая руки о тряпку. Говорить было лень, да и набитый рот мешал. Что за сорт вывели здешние Мичурины, не знаю, но черешня поспевала как раз к началу осени и была лучше, чем все остальные сорта, вместе взятые.
– Рыла, рыла комиссия, а толку? Поймали с десяток мелких чинуш, потрясли кое-кого в Управлении, и все. А дальше копать то ли запретили, то ли силенок не хватило.
Караджич вновь запустил руку в тазик, потащил очередную порцию ягод. Я удивленно покачал головой – тазик литров на пять мы опустошали дважды, а ему все мало. Обедает он ею, что ли?
– Чего молчишь?
– Я не молчу, я слушаю. Здорово рассуждаешь.
Караджич хмыкнул, повернулся ко мне и ехидно спросил:
– Не лопнешь? Второй таз доедаем. Я-то привычный, а ты?
– Не лопну.
Мы приехали к мосту час назад, завершая совместное патрулирование округи. Отправили бойцов отдыхать к школе, а сами сидели на броне, глядя на реку и разговаривая. Говорил в основном Радован, я больше слушал. Да и тема слишком скользкая.
Что такое коррупция, я знал. Что такое коррупция в эшелонах власти – слышал. Но здесь впервые столкнулся с коррупцией в таком масштабе. Война, как это повсеместно бывает, если идет больше нескольких месяцев, порождает определенный круг лиц, заинтересованных в ее продолжении. Поставки боеприпасов, вооружения, продовольствия, техники, запчастей, одежды, горючего и прочая и прочая – дело невероятно выгодное для тех, кто этим занимается.
И чем больше он занимается, тем больший кусок хочет отхватить. Тогда заинтересованные лица находят подходы к противоборствующей стороне и начинают торговать с ними. Помимо всего перечисленного, торгуют еще и самым важным – информацией.
Такая сеть двурушников хорошо замаскирована, имеет обширные связи, и вычистить их невероятно трудно. Все попытки сенатской комиссии выяснить, куда ведут нити коррупции, пока ни к чему не привели. Кто-то обладающий достаточной властью и могуществом умело уводит из-под носа следователей улики, прячет следы и обрубает хвосты.
Сколько ни выступает президент, сколько ни пашет комиссия, но пока толку мало. Бороться с хорошо отлаженным механизмом коррупции внутри государственной власти тяжелее, чем с внешним врагом. Хотя бы потому, что этот механизм не виден и умеет защищать себя. Любыми способами…
– Не нравится мне это затишье. Уже второй месяц никаких попыток проникновения. Никаких нападений, провокаций. Даже товары практически не везут. Затаились, гады…
Я молчал. Мое мнение совпадало с мнением Радована. Да и мысли витали несколько в другой области.
Хватило полутора месяцев, чтобы превратить взвод в единый организм, подготовленный к бою. И хотя только дважды и то по мелочи вступали в дело, но я видел, что затея удалась. Не зря вкалывали до седьмого пота. Значит, можно попробовать что-то более масштабное. Но что? И как это масштабное обставить, дабы ни у кого не вызвать лишних вопросов?..
– Что-то Дорич давно не приезжал, – заметил я, прихватывая новую горсть черешни. – Пропал совсем.
– Дорич в Мегаре безвылазно сидит. Комиссия в гостях, на границе проблемы…
– Ты его не видишь?
– С чего это? У меня своя работа, у него своя.
– Ну, МОП вроде как подчиняется ему напрямую.