— Это не всегда о тебе, — упрекнул он. — У Элли день рождения, — напомнил он ей. — Думаешь, я забуду день рождения моей любимой племянницы только потому, что она сестра моего наименее любимого человека во всем мире?
— О, боже! — сказала Козима, испуганная и виноватая. К сожалению, за последнюю неделю она стала совершенно бесстыдной. Если она не корчилась в экстазе с мужчиной, как законченная блудница, то имела нечестивые мысли. Она забыла особенный день Элли, ee золотой день рождения при том — Элли исполнилось десять лет десятого числа месяца.
Она чувствовала себя в точности как злобная шлюха, какой она и была.
— Ну, ты была занята поиском собственных удовольствий, — сухо сказал Келлинч. — Танцы, разбитые сердца. Я не удивлен, что ты забыла день рождения своей сестры.
Лицо Козимы стало красным.
— Вы правы! Я худшая сестра во всем мире. Мне нужно придумать ей подарок, дядя Джимми. Помогите мне, пожалуйста.
Он зевнул, когда лакей опустил ступеньки большой удобной кареты.
— Не будь такой строгой к себе, — сказал он. — Полагаю, Агги тоже не помнила.
— Нет, — призналась Козима, — нo ее оправдание мне не подходит. Ей не становится лучше.
— Ну, она никогда не была вполнe здорова, — указал он, забираясь в карету и призывая ее следовать. После минутного колебания она заняла сидение. — Бедная женщина.
— Бани, кажется, не очень помогают.
— По крайней мере, она чистая, — сухо сказал он. — Я думал повеcти вас в театр сегодня вечером, — продолжил он. — Девочке исполняется десять лет только раз в жизни.
Она нахмурилась.
— Что за пьеса? Знаетe, некоторые из пьес не подходят для детей. В наши дни в них одни гадости и насилие, куда ни повернешься.
— Это «Школа злословия», одна из лучших y Шериданa. Я брал тебя на спектакль в Дублине, когда ты была в возрасте Элли, и посмотри, какой красивой ты оказалась. Помнишь?
— Нет.
Он молча смотрел на нее.
— Ты выглядишь худой, Кози. Я думал, что Великий пост прошел. Ты почти такой же строгая, как старая Нора Мерфи, я едва узнал тебя.
— К лету снова буду толстой, — заверила она его.
Он был еще более шокирован появлением леди Агаты. Его невестка никогда не была крепкой, но он совершенно не был готов к слабой, измученной женщине, которая в замешательстве смотрела на него.
— Ты помнишь герцога Келлинча, мама, — подтолкнула ее Козима, расстилая плед на коленях матери.
— Ты помнишь меня, Агги? — ободрил ее Келлинч.
Леди Агату легко убедили.
— Да, конечно.
— Его милость приехал на день рождения Элли.
— О, — сказала леди Агата. — У Элли сегодня день рождения?
— Все в порядке, мама. Я тоже забыла.
— А кто такая Элли? — леди Агата спросила неуверенно. — Скажи мне еще раз.
— Боже мой, — пробормотал Келлинч. — Это должно быть ад для тебя.
— Не говоритe о ней, будто ее здесь нет, — прошептала Козима.
В честь дня рождения Элли они решили пораньше забрать ребенка из школы.
— Сюрприз! — тихо сказала Козима, когда Элли наконец появилась у школьных ворот. — С днем рождения. Ты думала, что мы забыли тебя?
— Дядя Джимми! — Элли взвизгнула, увидев знакомое лицо.
— Ты выглядишь крепкой, как пони Коннемара, — сказал ее дядя с облегчением. Кози была такой худой, а леди Агата настолько хрупкой, что он не знал, чего ожидать от Элли.
Аллегра импульсивно обняла свою сестру.
— Это лучший сюрприз на день рождения.
— Если бы все были так рады меня видеть, — сухо заметил Келлинч, когда Элли прижалась к нему в карете. — Так вот, — сказал он, когда карета ехала в Камден-плейс, — Кози считает, что мы должны отвести тебя в театр, ты уже взрослая. Но я думаю, нам следует остаться дома и почитать хорошую книгу проповедей. Как ты думаешь?
— Я жажду снова увидеть театр, — мечтательно сказала леди Агата.
— Мне действительно можно будет пойти? — спросила Элли, не совсем веря в в свое счастье.
— Конечно, — улыбнулась Козима. — Это твой день рождения, дорогая!
Элли снова обняла ее.
— Я знала, что ты не забудешь мой день рождения, Кози.
Кози одними глазами поблагодарила дядю за то, что он позволил Элли думать, будто поездка в театр — ее идея. В конце концов, не все люди ублюдки. По крайней мере, не всегда. Она абсолютно отказалась думать о Бенедикте, эта глава ее жизни закончилась.
— Ты плачешь? — Элли спросила в шоке.
— Ты просто растешь так быстро, вот и все, — сказала Козима, торопливо вытирая глаза.
Бенедикт явился в Верхний Кэмден-Плейс, когда дамы наряжались в театр. «Он явно не торопится», — с горечью подумалa Кози. Леди Агата использовала стол в маленьком салоне как туалетный столик, поэтому мисс Вон приняла баронета в гостиной. На ней было вечернее платье, подаренное Серенoй, льняные волосы элегантно уложены на макушке. Челка, которую она состригла, помогла скрыть, что это парик.
Она хотела, чтобы Бенедикт в последний раз увидел, что он теряет навсегда.
Баронет был одет для выхода. Черный сюртук и белоснежный жилет необыкновенно шли ему.
— Мисс Вон, — сказал он, пожимая ей руку. — Вы ушли так быстро. Я надеялся поймать вас, прежде чем вы уйдете. Вы выходите сегодня вечером? — спросил он, заметив ее платье.
— Да. Это ночь рождения Элли. Дядя ведет нас всех в театр.
— Увидимся там, — сказал он без энтузиазма. — Я сопровождаю… леди Серену.
— Позвольтe поздравить вас, — быстро сказала она. — Поздравляю!
— Я сожалею. Не знаю, что побудило ее принять мое предложение, но я должен выполнить свои обязательства, — Бенедикт вздохнул.
— Конечно, — сказала она вежливо. — Вы — человек слова.
— Для нее был бы публичный позор, если бы я бросил ее. Ни один честный человек не может сделать такую вещь. Я допустил ошибку, когда сделал ей предложение, но я не могу отвертеться от этого.
— Прекрасно понимаю, — заверила она его. — Я в порядке, правда.
Он улыбнулся ей:
— Конечно, я знал, что вы будете в порядке. Вы молоды и красивы, найдете кого-то еще.
Ее терпение истощилось.
— Вы предлагаете, чтобы я вышла замуж за кого-то другого?
— Конечно, — сказал он. — Я беспокоюсь о Черри. Я должен увидеть ее, должен объяснить.
— Она уже знает, — прервала его Козима.
— Черт, — пробормотал он. — Черт! — Бенедикт посмотрел на нее с тревогой. — Она расстроена?
Кози уставилась на него.
— Уничтожена, — прошептала она.
— Бедная дорогая. Могу ли я увидеть ее?
Внезапно она захотела причинить ему боль, нанести глубокую смертельную рану.
— Она не хочет вас видеть, Бен. Вы никогда не увидите ее снова. Все кончено. Поймите это.
Бенедикт выглядел опустошенным на мгновение. Он не понимал ее внезапной враждебности.
— Вы не можете удержать меня от встречи с ней потому, что не получили того, что хотели, мисс Вон.
— Представьте, могу.
— Ничего не изменилось между Черри и мной.
Козима ахнула:
— Как вы можете говорить так? Вы должны быть женаты!
— Мы все равно будем вместе, Черри и я, — твердо сказал Бенедикт. — Серена не из тех женщин, которые вмешиваются в дела мужа. Она не будет возражать, что я заведу любовницу.
— Как хорошо для вас, — процедила мисс Вон. — Может быть, я выйду замуж и возьму ее с собой, вашу маленькую любимицу. Скромный подарок для моего мужа.
Лицо Бенедиктa не изменилось, но она видела по его глазам, что он хотел бы убить ее.
— Вы не разлучите нас, мисс Вон. Она любит меня, и я люблю ее.
Козима открыла рот, чтобы закричать, затем зажмурилась. Крик ничего не изменит. Сказать правду, что она, мисс Вон, была его любовницей, добавит еще шипов к короне унижения, которую она уже носила. Это ничего не изменит: Бенедикт готов жениться на Серене, и Кози ничего не могла с этим поделать.
— Черри принадлежит мне, — сказал Бенедикт. — Вы этого не поймете, мисс Вон, но Черри нуждается во мне. Она из тех женщин, которым нравится принадлежать мужчине. Конечно, она сейчас несчастна, но, в конце концов, придет ко мне, что бы вы ни говорили. Я приказываю ей, а не вы; oна сделает так, как я хочу.