В беседах с Кеннеди я пришёл к пониманию, что он был предан не политике, но людям.
Условия гетто в Рочестере приводили его в негодование.
Я стал изучать арену страны в поисках пути для атаки.
Такие фонды, как Форд, Рокфеллер, Карнеги и другие, со значительными средствами во вложениях, якобы стремились к социальному прогрессу.
Пенсионные фонды профсоюзов тоже, что дальше? Я планировал попросить их: «Если вы не пустышки, то докажите это, ничего не теряя.
Мы не просим ни гроша.
Просто выдайте нам доверенности по акциям, которые держите».
Влияние доверенностей фондов, конечно, было бы незначительным, поскольку у них, в отличие от доверенностей церквей, не было представления ни в каких избирательных округах.
И всё же они имели свой вес.
На ум начинали приходить другие идеи.
Для меня это была совершенно новая игра, и моё любопытство заставило меня рыскать и принюхиваться к многочисленным возможностям в этой великой стране чудес на Уолл-стрит.
Я не знал, что там ждёт, но в этом отчасти и был шарм.
Меня это ни капли не пугало.
Я знал, что случайность, или необходимость, или и то и другое подскажут нам: «Эй, нам сюда». Поскольку я не выглядел обеспокоенным или растерянным, все считали, что у меня есть тайная и полностью организованная макиавеллистская кампания.
Никто и не заподозрил правды.
Газета Los Angeles Times писала: «...Борьба доверенностей с компанией Kodak вызвала волну во всём корпоративном мире. Руководители нескольких крупных корпораций и представители некоторых взаимных фондов пытались связаться с Алински, чтобы выведать остальные его планы.
Один из руководителей корпорации сообщил репортёру: „Когда я спросил его, что он собирается делать дальше, он ответил, что не знает. Я в это не верю“.
Один из репортёров спросил Алински, что он собирается делать дальше с доверенностями. „Честно говоря, я ещё не знаю, — ответил тот.
— Конечно, у меня есть планы, но вы же понимаете, что такие начинания открывают свои возможности, о которых даже не думал.
Знаете, мы можем оторваться. По полной“».
Всё это было неисхоженной территорией. В прошлом несколько человек приходили на собрания акционеров, чтобы высказать своё мнение, но в лучшем случае это были незначительные раздражители.
Никто ещё не организовывал кампанию, чтобы использовать доверенности в социальных и политических целях.
Старый добрый истеблишмент сделал свой вклад, как обычно.
Верхушка корпорации стала искать со мной встречи.
Их тревожные вопросы убедили меня в том, что у нас есть бритва, способная разрезать золотой занавес, который защищал так называемый частный сектор от столкновения с общественными обязанностями.
Бизнесс-издания добавили своих жестоких нападок и убедили меня окончательно (см. прим. 15). Во всех моих войнах с истеблишментом не было такого отклика.
Я знал: страшилка доверенностей таила в себе динамит.
Но где? Вопрос «где» означал «как».
Блуждая по этим джунглям в поисках какого-нибудь паттерна власти, я начал замечать разные вещи. Смотрите! DuPont владеет изрядным куском Kodak, а также этой и той корпорацией.
А эти взаимные фонды! Они вложили в акции более 60 миллиардов долларов, и среди их активов есть Kodak.
В конце концов, у взаимных вкладчиков тоже есть регулярные встречи и доверенные лица.
Предположим, что у нас есть доверенности в каждой корпорации Америки, и предположим, что мы боремся с корпорацией X, и предположим, что у нас также есть доверители от различных корпораций с акциями корпорации X, и доверители от других корпораций, которые имеют акции в корпорациях, имеющих акции корпорации X.
Вскоре возможности уже опьяняли меня.
Можно было начать играть на всей доске Уолл-стрит вдоль и поперёк.
Можно было обратиться, скажем, в корпорацию Z, указать на свой пакет акций, упомянуть, что у вас есть определённые претензии к ним за некоторые из их неудачных политических операций, но что вы готовы забыть о них (на время), если они используют свои акции для оказания давления на корпорацию Q ради влияния на корпорацию X.
Тот же рычаг давления можно применить и к самой корпорации Q.
Можно было заключать свои сделки внизу и наверху.
В вашу пользу всегда работали корыстные интересы корпораций и тот факт, что они ненавидят друг друга.
Это я назвал бы «корпоративным джиу-джитсу».
Недавно я был на обеде с несколькими президентами крупных корпораций, и один из них выразил опасение, что я смотрю на вещи только с точки зрения власти, а не с точки зрения доброй воли и разума.
Я ответил, что, когда он и его корпорация обратятся к другим корпорациям с позиций разума, доброй воли и сотрудничества, а не пойдут на хитрость, вот тогда я с удовольствием продолжу разговор.