Молодой Кедр исследовал гной до тех пор, пока в лабораторию не являлся доктор Эрнст, приветствуя своих микроскопических подопечных, как будто они были его партнеры по бейсбольной команде.
— Честное слово, Кедр, — заявил однажды утром знаменитый бактериолог, — когда вы смотрите в микроскоп, у вас такой вид, словно вы замышляете страшную месть!
Конечно, лицо Уилбура Кедра ничего такого не выражало. Просто он стряхивал с себя, прилагая немалые усилия, эфирный дурман. Молодой медик давно обнаружил, что эта летучая жидкость с приятным вкусом — безопасное, но сильно действующее болеутоляющее средство. За долгие месяцы борьбы со зловредными гонококками Кедр приобрел большой опыт по части вдыхания эфира. И к тому времени как свирепые бактерии утратили свою вирулентность, Кедр превратился в настоящего наркомана. Пользовался он так называемым «капельным» методом. Одной рукой прижимал самодельную маску ко рту и носу (конус из плотной бумаги, обернутый несколькими слоями марли), другой смачивал этот конус эфиром: прокалывал небольшую банку с эфиром английской булавкой, по ней на марлю через петлю булавки стекали капли нужного размера и частоты. Точно таким же образом давал он эфир своим пациенткам, только доза у них была куда больше. Лежа на койке, он чувствовал, как рука, держащая банку, начинает дрожать, и опускал ее на пол; постепенно другая рука, прижимавшая конус к лицу, слабела, пальцы разжимались, и конус соскальзывал на пол. Поэтому Кедр и не знал, что такое панический страх, который чувствуют пациенты, вдыхающие наркоз. Маска падала до того, как наступало удушье.
Когда молодой д-р Кедр, работая в Южном отделении Бостонского родильного дома, стал принимать роды в бедных кварталах города, болеутоляющее действие эфира уже прочно отложилось в его памяти. И он всегда брал с собой марлевую маску с эфиром, хотя зачастую к наркозу прибегать бывало поздно. Разумеется, если время позволяло, он пользовался эфирной маской, не разделяя мнения коллег постарше, что обезболивание при родах — насилие над природой: ведь рожать детей в муках предписано свыше.
Своего первого новорожденного Кедр принял у одной литовки в квартире без горячей воды на верхнем этаже дома, стоявшего на улице, которая, как все соседние в этом районе, была загажена конским навозом, гнилыми овощами и фруктами. В доме не было льда, начнись послеродовое кровотечение, нечего будет положить на живот. Когда он пришел, на плите уже кипела вода в большой кастрюле. Хорошо бы ошпарить кипятком всю квартиру, подумал доктор Кедр. Он отправил мужа за льдом, измерил женщине таз и наметил положение плода. Слушая его сердцебиение, Кедр наблюдал краем глаза за кошкой, играющей с дохлой мышью.
Здесь же была и будущая бабушка, разговаривающая с роженицей по-литовски. К доктору Кедру она обращалась с помощью странных жестов, отчего он заподозрил в ней старческое слабоумие. Она старалась втолковать ему, что большая бородавка у нее на лице доставляет ей то ли наслаждение, то ли страдание — что именно, он понять не мог; может, она хотела, чтобы врач удалил ее до или после родов. Бородавку она демонстрировала весьма необычно, то подставит под нее ложку, как бы показывая, что бородавка вот-вот отвалится, то накроет чашкой и тотчас опять явит на всеобщее обозрение. Этот фокус с бородавкой она проделывала каждые десять — пятнадцать минут, и всякий раз с таким чувством, что доктор Кедр заключил: в голове у старухи дольше десяти минут ничего не держится.
Вернувшись со льдом, муж наступил на кошку, та дико заверещала, и Кедр на мгновение подумал, что ребенок уже родился. Слава Богу, обошлось без щипцов. Роды были быстрые, неопасные и громкоголосые. Обмывать младенца муж отказался, и услуги свои предложила бабушка. Пришлось согласиться, хотя сочетание слабоумия и возбужденности могло привести к несчастному случаю. Разъяснив ей (насколько возможно без знания литовского языка), как моют ребенка — ни в коем случае не окунать в кипяток и не обливать холодной водой из-под крана, — Кедр занялся последом, который упорно не желал отходить. Кровотечение становилось сильнее, и Кедр подумал, что может столкнуться с серьезной проблемой.
Он с трудом упросил мужа наколоть льда — здоровенный мужик притащил целую глыбу, держа ее в огромных щипцах, которые позаимствовал у продавца, и теперь стоял посреди кухни с этими щипцами на плече в угрожающей позе.
Принесенная глыба могла бы охладить кровоточащие матки сразу нескольких рожениц, а возложенная на одну пациентку, сплющила бы в лепешку вместе с маткой и ее самое. Тем временем намыленный младенец, выскользнув из бабушкиных рук, шлепнулся на грязные тарелки, мокнущие в раковине; и в ту же секунду муж опять наступил на кошку.