– Хорошо, что мы это выяснили, – сказал Уолли, когда Анджел ушел на кухню. – Мы все здесь такие поборники правды.
Кенди принялась убирать со стола посуду. Гомер остался еще немного посидеть за столом.
Утром Анджел узнал, что Роз Роз еще не видела океана. Она собирала цитрусовые во Флориде, персики в Джорджии, проехала по всей Новой Англии, добираясь до Мэна, но ни разу не искупалась в Атлантике, не жарилась на солнце на песчаных пляжах.
– Это нельзя себе представить, – сказал Анджел. – Обязательно поедем на пляж в какое-нибудь воскресение.
– Зачем? – спросила Роз Роз. – Мне что, надо загореть? Мне на пляже делать нечего.
– Как нечего? А плавать! В океане! В соленой воде! – волновался Анджел.
– Я не умею.
– Это не важно. Купаться в океане все равно удовольствие. Совсем не обязательно заходить туда, где с головкой.
– У меня нет купальника.
– Не беда. Возьмем у Кенди. Наверняка какой-нибудь будет тебе как раз.
Роз Роз слегка пожала плечами, вряд ли она влезет в купальник Кенди.
В обеденный перерыв Роз Роз пошла взглянуть, как Котелок справляется с малышкой, после чего Гомер повез ее в молодой сад рядом с Петушиным Гребнем; яблок здесь еще не было, а значит, не было сборщиков. Океан отсюда был едва виден. Только синева неба на горизонте заметно уплотнялась. Встав на сиденье трактора, они различили, как небесную лазурь сменяет серовато-стальной тон воды. Но на Роз Роз это не произвело впечатления.
– Ничего! Вот поедем на побережье, и ты поймешь, что такое океан!
Он обнял ее в восторженном порыве, несерьезно, одной рукой; Роз Роз вскрикнула, отпрянула; он провел ладонью по ее спине, взглянул на ладонь – на ней была кровь.
– У меня месячные, – солгала Роз Роз. Но даже пятнадцатилетним юнцам известно, где бывает при месячных кровь.
Потом они недолго поцеловались, и она показала ему на спине порезы (о тех, что были на икрах и бедрах, она что-то ему наплела, и он молча принял ее объяснение). Порезы на спине были длинные и тонкие, как будто сделаны бритвой – такие затянутся через пару дней и не оставят никаких следов. Нанесла их искусная, уверенная рука.
– Я тебе говорила, – сказала она Анджелу, все еще целуя его. – Не связывайся со мной. Хорошего не жди.
Анджел обещал не заводить больше разговора с мистером Розом. Будет только хуже, убедила его Роз Роз. Если они хотят ехать в воскресение на пляж, надо, наоборот, его ублажать.
«Роз как никто владеет ножом, – заметил однажды Глина, которому наложили когда-то сто двадцать три шва. – Если бы меня порезал старик Роз, не было бы ни одного, – сказал он. – А я бы терял пол-литра крови в час. Истек кровью, и никаких следов, как будто меня пощекотали зубной щеткой».
На этот раз не Персик, а этот самый Глина говорил с Анджелом, когда тот в субботу ставил трактор в амбар.
– Держись подальше от Роз Роз. Поножовщина не твое дело, – сказал он, обняв Анджела. Ему Анджел нравился; он все еще помнил, как его отец успел вовремя довезти его до кейп-кеннетской больницы.
Как-то Анджел и Роз Роз опять вместе работали на яблочном прессе, а потом допоздна сидели на крыше. Анджел рассказывал про океан: стоя у его кромки, осязаешь тяжесть воздуха, чувствуя какое-то странное изнеможение; в жаркий полдень над пляжем – дрожащее марево; а сила прибоя такова, что осколки камней и раковин обтачиваются до гладкости. Он рассказывал подробно и долго. Старая, как мир, история: мы любим раздаривать перлы своей души, любим, когда люди видят прекрасное твоими глазами.
Разумеется, Анджел не мог долго хранить в секрете чудовищный, по его мнению, поступок мистера Роза и вечером все рассказал отцу, Уолли и Кенди.
– Он порезал ее? Нарочно порезал? – переспрашивал Уолли.
– Нет никаких сомнений. Я уверен в этом на сто процентов.
– Как же он мог! Ведь это его дочь.
– А мы всегда восхищались его умением держать своих людей в повиновении, – с содроганием проговорила Кенди. – Мы просто обязаны что-то предпринять.
– Мы? – переспросил Уолли.
– Нельзя же оставаться в стороне.
– Люди часто остаются.
– Если вы с ним поговорите, он еще сильнее разозлится, – переполошился Анджел. – И она узнает, что я вам все рассказал. Не надо ничего предпринимать. Мне нужно только одно – ваш совет.
– Я и не думаю с ним говорить. Я просто обращусь в полицию, – заявила Кенди. – Нельзя же полосовать ножом спины своих детей.
– А ей это поможет, если мы обратимся в полицию и у него будут неприятности? – спросил Гомер.
– Вот именно, – сказал Уолли. – Легче ей от этого, во всяком случае, не станет.
– И от вашего с ним разговора тоже, – сказал Анджел.
– Старая песня – надейся и жди, – тихо произнес Гомер. Но Кенди за пятнадцать лет так к этим словам привыкла, что ничего на них не ответила.
– Самое лучшее – пусть живет у нас, – предложил Анджел. – Тут она будет в безопасности. Она ведь может жить просто так, даже когда кончится сбор яблок.
– А что же она будет здесь делать? – спросила Кенди.
– У нас нет никакой работы. Соберут яблоки, и все, – сказал Гомер.
– Одно дело – они здесь живут в сезон урожая, – осторожно проговорил Уолли. – Я хочу сказать, поэтому все относятся к ним спокойно. Они ведь сезонники, мигранты. Им положено отработать свое и ехать дальше. Не думаю, что темнокожая женщина с незаконнорожденным ребенком большой подарок для Мэна. Во всяком случае, если она останется насовсем.
Но у Кенди на этот счет было другое мнение.
– Уолли, – сказала она, – все эти годы, что я здесь живу, я никогда не слыхала, чтобы их кто-то назвал черномазыми. Это не Юг, – прибавила она с гордостью.
– Бог с тобой, Кенди, – ответил Уолли. – Не Юг, потому что их здесь нет. А пусть одна из них здесь поселится, увидишь, что будет.
– Я этому не верю, – не согласилась Кенди.
– Ну и глупо, – сказал Уолли и обратился за поддержкой к Гомеру: – Верно, старик?
Но Гомер не сводил глаз с сына.
– Ты любишь ее? – спросил он Анджела.
– Да. И по-моему, я ей тоже нравлюсь. По крайней мере немного.
Он отнес на кухню свои грязные тарелки и поднялся к себе в комнату.