Кенди принялась убирать со стола посуду. Гомер остался еще немного посидеть за столом.
Утром Анджел узнал, что Роз Роз еще не видела океана. Она собирала цитрусовые во Флориде, персики в Джорджии, проехала по всей Новой Англии, добираясь до Мэна, но ни разу не искупалась в Атлантике, не жарилась на солнце на песчаных пляжах.
– Это нельзя себе представить, – сказал Анджел. – Обязательно поедем на пляж в какое-нибудь воскресение.
– Зачем? – спросила Роз Роз. – Мне что, надо загореть? Мне на пляже делать нечего.
– Как нечего? А плавать! В океане! В соленой воде! – волновался Анджел.
– Я не умею.
– Это не важно. Купаться в океане все равно удовольствие. Совсем не обязательно заходить туда, где с головкой.
– У меня нет купальника.
– Не беда. Возьмем у Кенди. Наверняка какой-нибудь будет тебе как раз.
Роз Роз слегка пожала плечами, вряд ли она влезет в купальник Кенди.
В обеденный перерыв Роз Роз пошла взглянуть, как Котелок справляется с малышкой, после чего Гомер повез ее в молодой сад рядом с Петушиным Гребнем; яблок здесь еще не было, а значит, не было сборщиков. Океан отсюда был едва виден. Только синева неба на горизонте заметно уплотнялась. Встав на сиденье трактора, они различили, как небесную лазурь сменяет серовато-стальной тон воды. Но на Роз Роз это не произвело впечатления.
– Ничего! Вот поедем на побережье, и ты поймешь, что такое океан!
Он обнял ее в восторженном порыве, несерьезно, одной рукой; Роз Роз вскрикнула, отпрянула; он провел ладонью по ее спине, взглянул на ладонь – на ней была кровь.
– У меня месячные, – солгала Роз Роз. Но даже пятнадцатилетним юнцам известно, где бывает при месячных кровь.
Потом они недолго поцеловались, и она показала ему на спине порезы (о тех, что были на икрах и бедрах, она что-то ему наплела, и он молча принял ее объяснение). Порезы на спине были длинные и тонкие, как будто сделаны бритвой – такие затянутся через пару дней и не оставят никаких следов. Нанесла их искусная, уверенная рука.
– Я тебе говорила, – сказала она Анджелу, все еще целуя его. – Не связывайся со мной. Хорошего не жди.
Анджел обещал не заводить больше разговора с мистером Розом. Будет только хуже, убедила его Роз Роз. Если они хотят ехать в воскресение на пляж, надо, наоборот, его ублажать.
«Роз как никто владеет ножом, – заметил однажды Глина, которому наложили когда-то сто двадцать три шва. – Если бы меня порезал старик Роз, не было бы ни одного, – сказал он. – А я бы терял пол-литра крови в час. Истек кровью, и никаких следов, как будто меня пощекотали зубной щеткой».
На этот раз не Персик, а этот самый Глина говорил с Анджелом, когда тот в субботу ставил трактор в амбар.
– Держись подальше от Роз Роз. Поножовщина не твое дело, – сказал он, обняв Анджела. Ему Анджел нравился; он все еще помнил, как его отец успел вовремя довезти его до кейп-кеннетской больницы.
Как-то Анджел и Роз Роз опять вместе работали на яблочном прессе, а потом допоздна сидели на крыше. Анджел рассказывал про океан: стоя у его кромки, осязаешь тяжесть воздуха, чувствуя какое-то странное изнеможение; в жаркий полдень над пляжем – дрожащее марево; а сила прибоя такова, что осколки камней и раковин обтачиваются до гладкости. Он рассказывал подробно и долго. Старая, как мир, история: мы любим раздаривать перлы своей души, любим, когда люди видят прекрасное твоими глазами.
Разумеется, Анджел не мог долго хранить в секрете чудовищный, по его мнению, поступок мистера Роза и вечером все рассказал отцу, Уолли и Кенди.
– Он порезал ее? Нарочно порезал? – переспрашивал Уолли.
– Нет никаких сомнений. Я уверен в этом на сто процентов.
– Как же он мог! Ведь это его дочь.
– А мы всегда восхищались его умением держать своих людей в повиновении, – с содроганием проговорила Кенди. – Мы просто обязаны что-то предпринять.
– Мы? – переспросил Уолли.
– Нельзя же оставаться в стороне.
– Люди часто остаются.
– Если вы с ним поговорите, он еще сильнее разозлится, – переполошился Анджел. – И она узнает, что я вам все рассказал. Не надо ничего предпринимать. Мне нужно только одно – ваш совет.
– Я и не думаю с ним говорить. Я просто обращусь в полицию, – заявила Кенди. – Нельзя же полосовать ножом спины своих детей.
– А ей это поможет, если мы обратимся в полицию и у него будут неприятности? – спросил Гомер.
– Вот именно, – сказал Уолли. – Легче ей от этого, во всяком случае, не станет.
– И от вашего с ним разговора тоже, – сказал Анджел.
– Старая песня – надейся и жди, – тихо произнес Гомер. Но Кенди за пятнадцать лет так к этим словам привыкла, что ничего на них не ответила.
– Самое лучшее – пусть живет у нас, – предложил Анджел. – Тут она будет в безопасности. Она ведь может жить просто так, даже когда кончится сбор яблок.
– А что же она будет здесь делать? – спросила Кенди.
– У нас нет никакой работы. Соберут яблоки, и все, – сказал Гомер.
– Одно дело – они здесь живут в сезон урожая, – осторожно проговорил Уолли. – Я хочу сказать, поэтому все относятся к ним спокойно. Они ведь сезонники, мигранты. Им положено отработать свое и ехать дальше. Не думаю, что темнокожая женщина с незаконнорожденным ребенком большой подарок для Мэна. Во всяком случае, если она останется насовсем.
Но у Кенди на этот счет было другое мнение.
– Уолли, – сказала она, – все эти годы, что я здесь живу, я никогда не слыхала, чтобы их кто-то назвал черномазыми. Это не Юг, – прибавила она с гордостью.
– Бог с тобой, Кенди, – ответил Уолли. – Не Юг, потому что их здесь нет. А пусть одна из них здесь поселится, увидишь, что будет.
– Я этому не верю, – не согласилась Кенди.
– Ну и глупо, – сказал Уолли и обратился за поддержкой к Гомеру: – Верно, старик?
Но Гомер не сводил глаз с сына.
– Ты любишь ее? – спросил он Анджела.
– Да. И по-моему, я ей тоже нравлюсь. По крайней мере немного.
Он отнес на кухню свои грязные тарелки и поднялся к себе в комнату.
– Мальчик полюбил эту девушку, – сказал Гомер Уолли и Кенди.
– Ясно как божий день, старик, – сказал Уолли. – Ты что, только сегодня это заметил? – С этими словами он покатился на площадку перед домом и сделал несколько витков вокруг бассейна.
– А ты что на это скажешь? – обратился Гомер к Кенди. – Ведь Анджел влюблен!
– Надеюсь, теперь ему легче будет нас понять, – ответила она.
А Гомер думал о мистере Розе. Как далеко он зайдет? Что ему говорят его правила?
Уолли вернулся на кухню и сказал, что Гомеру есть письма.
– Я все время хочу их захватить и забываю, – объяснил он.
– Забывай и дальше, – отозвался Гомер. – Сейчас самая страда. У меня все равно нет времени отвечать на письма. Значит, можно и не читать их.
В конторе Гомера ждало уже три письма – от д-ра Кедра, сестры Каролины и от Мелони.
Мелони вернула анкету попечительского совета. Она и не собиралась ее заполнять; ее тогда взяло любопытство, и она решила на досуге вникнуть в нее. Дома перечитала несколько раз и пришла к заключению: составители анкеты – полнейшие идиоты.
– Мужики в костюмчиках, – сказала она Лорне. – Ненавижу мужиков в костюмчиках. А ты?
– Успокойся, Мелони. Ты вообще ненавидишь мужиков, – заметила Лорна.
– Особенно в костюмчиках, – уточнила Мелони. Поверх вопросов, так и оставшихся без ответа, Мелони черкнула коротенькую записку Гомеру:
«Дорогой Солнышко, я всегда думала, что ты герой. Я ошиблась. Прости, что доставила несколько неприятных минут. С любовью Мелони».
Гомер прочитал это послание поздно вечером в тот же день. Как обычно, он никак не мог заснуть и решил сходить в контору за почтой. Прочитал письма и д-ра Кедра и сестры Каролины. И остающиеся еще сомнения относительно саквояжа с золотыми буквами «Ф.Б.» окончательно рассеялись к утру вместе с ночной тьмой.
Гомер решил не сообщать в Сент-Облако о полученной от Мелони незаполненной анкете – зачем сыпать соль на рану, пусть не знают, что могли бы не отдаваться на милость попечителей, а потянуть, как есть, еще несколько лет. И сочинил д-ру Кедру и сестре Каролине один короткий ответ на двоих. Простой и математически ясный.