В следующий миг я лежала, прижатая к земле сильной рукой.
— Отпусти! — незнакомым голосом ревела я, пытаясь скинуть нависшего тенью охотника.
— Ни за что, — отчеканил он.
Я почти столкнула с себя Радислава, ударив его по животу коленом, и мы, сплетясь в причудливую фигуру, покатились к обочине. Ненависть придавала сил, но натренированный охотник сумел одержать победу.
Тогда я зажмурилась. Явственно представила, как мужчина начинает истекать кровью. С его рта слетает кровавая пена. В глазах лопаются сосуды. Распухает язык, белеют щеки. Он ловит воздух, хрипит, но его душит кровавый кашель.
Внутри что-то ёкнуло от ужаса. Картинка размылась.
Темнота сжигала внутренности, лизала огненным дыханием кости. Дикий страх застыл в глазах. Стремясь забыться, я стиснула зубы, а затем и вовсе прикусила губу. Радислав выглядел скорее растерянным, нежели испуганным, и не переставал придавливать локтем мою грудь.
Я пыталась забыться, стереть любые мысли о расправе. Иначе они принесут непоправимый вред.
— Помоги... мне... — попросила, задыхаясь.
Новый удар неистовства по вискам. Челюсть одеревенела. Если сжать зубы чуточку сильнее, то под натиском клыков губа треснет. Потечет кровь — откроется второй источник для тьмы, потому как царапина на затылке затягивалась под действием всё той же черной волшбы. Чары заживляли раны, делали тело выносливее.
Радислав тоже это понимал. Он, оглядев запачканные песком ладони, рявкнул:
— Бес тебя побери! Держись!
Я даже не могла предположить, что он предпримет дальше.
Напряженное лицо охотника склонилось надо мной, и когда я попыталась вздохнуть, часто вбирая горячий воздух, он бесцеремонно прижался губами к моим. Его зубы аккуратно прикусили мою нижнюю губу — совсем нежно, чтобы не поранить, но и не дать возможности отстраниться, — а я, переставая управлять собой, сжала в ответ его верхнюю губу с той силой, с которой чуть не прокусила свою.
Радислав навалился на меня всем своим весом, придавил мои ладони. И хоть охотник испытывал боль, но стойко не позволял окончиться этому жутковатому «поцелую».
По щекам текли слезы: в них смешались и гнев, и испуг, и непонимание, и благодарность. Легкие рвало от раздирающей черноты.
Огонь затухал; после него горло будто забилось пеплом. Я закашлялась, и тогда Радислав отпустил меня, напоследок легонько мазнув нижней, прокушенной, губой по моей верхней.
Трактом овладела тишина. От солнца остался узенький край, не успевший скрыться за линией дубов. Молчала листва. Недавний защитник сбежал; немного потрепанный Лис, не сказав и слова, подбежал ко мне, помогая подняться.
— Спасибо… — непонятно кого поблагодарила я, когда шла обратно к смиренно пощипывающему травку Тучке.
Варрен грустно улыбнулся.
— Не за что, — тихо ответил Радислав. Он приложил грязную ладонь к губам, но я и так видела, как по подбородку на ворот зашнурованной рубахи стекает тонкая алая струйка.
Нас ждал долгий разговор.
Воздух, не успев разрядиться, снова наполнился тяжестью.
Помутнение растворилось, исчезло там, откуда взялось. Усевшись рядом с лошадью и подложив кулак под подбородок, я пустым взором уставилась на задумчивую парочку. Лис дернул щекой, а Радислав так и не отвел руки от лица.
Я мысленно досчитала до десяти и выдохнула:
— Поговорим?
— Есть о чем? — невесело усмехнулся охотник.
— Не имею и малейшего понятия, что произошло, — спешно открестилась я.
На заявление спутники отреагировали сдержанным, одинаково плавным кивком, который практически голосил: «Ну-ну, ври больше».
Сумрак не охлаждал, лишь душил духотой. И я тщетно пыталась ответить хоть на один из вопросов, задаваемых самой себе: почему я поступила именно так; как так вышло; повторится ли это.
— Ведьма, — выплюнул Радислав, наконец-то отведший ладонь от вспухших губ, — мы не тронемся, если ты будешь молчать. Учти, я сохранил тебе жизнь исключительно из-за того, что когда-то ты спасла мою. Но я помню о долге Братства и без промедления перережу твое горло, если не сознаешься.