— И что такого? — Я искренне недоумевала. — Бессмысленно заботиться о ведьме, и ты это знаешь не понаслышке.
— Тогда считай, что я добрый ко всем. Точка.
Я видела, как напряглись его скулы и сузились глаза. Но смолчала.
И началась сотая гонка за рассветом. Я дремала, но различала через полотно сна тихие беседы спутников.
Как вышло, что я перестала контролировать себя? Я бы никогда не напала на человека просто так. Я не могла хотеть беспричинно испепелить охотника. Нет, всему виной мрак. И от того, что мною руководит нечто необузданное, становится жутковато.
Возможно, Радислав прав: смерть стала бы лучшим исходом. Получается, при всех минусах есть один плюс: человек, согласный прервать никчемное существование, нашелся.
***
Над ухом жужжали насекомые. Я тряхнула волосами и резко проснулась. Утро сбросило с неба полумесяц и водрузило солнечный блин. Лесная полоса сменилась крошечными, покрытыми тиной озерцами. Запах стоял соответствующий — едкая гниль. На тракте, по которому частенько разъезжали представители правящей династии и прочие высокие шишки страны, вряд ли нашлось место цветущей воде или хору болтливых лягушек. Получается, мы съехали с торгового пути.
Как долго я спала?!
Спутники измучились. Сквозь опущенные веки я рассматривала ссутулившегося Лиса и прикрытые глаза охотника. Рот последнего был рассечен тремя идущими поперек губ полосами, из-за которых мне опять стало дурно.
— Доброе утро, — елейно отозвалась я.
— Угу, — единовременно ответили мужчины.
Лошади устали и сбавили ход — к тому же полная кочек дорога не позволяла разогнаться, — поэтому звуки голосов легко различались, не прерываемые шумом ветра.
— Вы поспали?
— Не было возможности. — Лис до хруста свел лопатки, а затем вновь согнул спину.
— И сейчас нет, — грубо вставил охотник.
Он прав. Заснуть здесь смогла бы только привыкшая к подобному я. Узенькая тропка, где с трудом разъедутся две лошади, для сна непригодна. По бокам — болото, засасывающее и густое. И хоть вдали виднелись зеленые ели, но я помнила, как обманчивы очертания леса. Почва, на которой прижились деревья, была зыбкой. Лучше уж бодрствовать. Иначе или сгинешь в топях, или станешь обедом местной нежити. Те больно голодные и оттого обладают скверным характером, посему спрашивать разрешения не станут.
Бес подери! Неужели дом ведьмы ближе, чем кажется?! Но почему так скоро? По моим расчетам, мы должны были провести верхом ещё не меньше двух дней; но получается, хорошо, если сутки.
На вопрос я получила вполне лаконичную фразу от Радислава.
— Любая дорога сокращается, — отрезал он, и хоть я не понимала, где и каким образом, но поверила.
А кончики пальцев онемели от подступающего ужаса.
ПУНКТ ДЕВЯТЫЙ
Первым делом обезвредьте жилище ведьмы; помните, оно столь же опасно, как и его хозяйка
Отношения с учительницей не заладились с первого дня. Когда я, будучи наивной соплячкой, в поисках обучения притащилась в невозможную глушь, то встретила там всего-навсего кучку селян. Те не вняли слезливым речам о затаившейся силе, о длительных поисках, об отказах других учителей. Не вняли, но отослали к болотам, где проживала ведьма. На свою глупость я проследовала в нужном направлении.
Хозяйка лачуги, к которой вела единственная тропка посреди топей, напоминала злую каргу из сказок: древняя, сгорбленная, с колким взглядом серых глаз и клюкой в сухих пальцах. Говорила учительница тихо и мало; она не любила тратить время на болтовню. Вместо просьбы — приказ, вместо порицания — наказание. Помнится, уши мои горели от того, как в них вцеплялись крючковатые желтые ногти; щеки — от пощечин.
Я боялась её и потому уважала.
Ведьма рассмотрела во мне дар. И я согласилась остаться на болоте. До этого ведьма брала учениц, но те, по ее словам, были сплошным разочарованием. На меня она возлагала надежды. Которые, разумеется, не оправдались.
Учительнице нравился мой вздорный характер. Она говорила, что во мне всего много: слишком уперта, слишком вспыльчива, слишком несговорчива. И на робкие выпады об уходе отвечала усмешкой. Как знала, что вернусь.