— У вас что, ребята, действительно не так много новеньких здесь?
Он что-то записывает, но останавливается и смотрит на меня. Он немного не в себе, как будто только что отвлекся от своих мыслей.
— Что? — Очнувшись, он осматривает кабинет. Нахмурившись, он возвращает взгляд ко мне. — Да, не хотел пугать тебя в коридоре, но я вроде как предполагал, что такое произойдет. Не только потому, что ты новенькая, но и... Слушай то, что я сейчас скажу, только между нами.
Легкая улыбка касается его губ, но затем она исчезает, когда он тяжело вздыхает.
— Я полагаю, что отчасти это связано с тем, что ты вошла в класс вместе со мной.
Моя бровь удивленно изгибается.
— И что?
Он пожимает плечами, постукивая карандашом по столу, его нога беспокойно подпрыгивает вверх и вниз, вынуждая звенеть цепочку, свисающую с петли ремня.
— Люди не привыкли видеть, как я, Хантер или Зей тусуемся с кем-то вне нашего круга. По крайней мере, пока мы в школе. Так что у меня такое чувство, что из-за этого ты так заинтересовала присутствующих. И добавь факт, что ты новенькая, да еще и… Ну, ты знаешь, что я о тебе думаю… Да…
Он откашливается, его колено еще больше подрагивает.
Не знаю, как отнестись к тому, что он мне только что сказал, но если он прав, то, мне придется найти способ привыкнуть к этому. Или накуриваться по утрам.
— Ты нервничаешь? — заявляю я, не желая больше говорить обо мне.
Он озадаченно смотрит на меня.
— А?
Я указываю взглядом на его подпрыгивающее колено.
— Ты нервничаешь.
Его нога перестает двигаться.
— Дело не в том, что я нервничаю. Просто я тоже не люблю, когда за мной наблюдают. Предпочитаю оставаться в тени.
Он быстро оглядывает класс, и, в отличие от меня, все спешат избежать его взгляда.
— Ну, по крайней мере, они перестают смотреть на тебя, когда ты встречаешься с ними взглядом. — Я морщусь. — Когда я так делаю, они либо ухмыляются, либо просто продолжают таращиться.
Его губы растягиваются в полуулыбке.
— Это потому, что они боятся меня.
— И вправду, — корчу пугающую рожицу, и он смеется. — Честно говоря, я не нахожу вас, ребята, такими уж страшными.
Его улыбка такая разная.
— Это потому, что ты нам нравишься. Если бы это было не так, то мы убедились бы, что ты нас боишься.
Кладу локоть на стол и наклоняюсь ближе к нему.
— И что бы вы сделали?
Он хихикает.
— Я не уверен, но у меня такое чувство, что это бы заняло много времени.
Я указываю на него кончиком карандаша.
— Ты прав, Джекс…Эй, я даже не знаю твоей фамилии, парень. — Хотя Кэти упоминала об этом в прошлый раз, я не запомнила.
Он подмигивает мне.
— Потому что это секрет.
Закатываю глаза, затем наклоняюсь и смотрю на верхнюю часть его тетради, где он написал свое имя. Джексон Капперелли…
Моя улыбка исчезает, когда я вижу слово «ворон» в тексте исписанной страницы.
Он поспешно отодвигает от меня тетрадь, чтобы я больше не могла ее видеть, и на мгновение мне кажется, что я его расстроила, как будто он пишет стихотворение обо мне. Но это просто заставляет меня чувствовать себя тщеславной.
Серьезно, Рейвен, ты думаешь, он пишет стихи о тебе? Не будь идиоткой.
— Я никому не даю читать свои стихи, — объясняет он с улыбкой. — И никто не зовет меня Джексон.
Изумленно выгибаю бровь.
— Даже учительница не читает твои стихи? Потому что это задание, приятель. Как ты собираешься получить оценку?
Он закатывает глаза, но продолжает улыбаться.
— Я никому не позволяю их читать, кроме учителя, мисс всезнайка.
Не могу удержаться от смеха. Однако мой смех обрывается, когда учитель замечает наш разговор. К счастью, он подходит к нашим партам и тихонько ругает нас, вместо того чтобы пристыдить у всех на глазах.
— Джексон, конечно, я ценю, что ты подружился с Рейвенли, но я был бы признателен, если бы ты поработал над заданием во время урока и подал ей хороший пример, — говорит он Джексу.
Я сжимаю губы, стараясь не улыбнуться. Но забавно, что он думает, что мне нужен хороший пример, как будто я сама не понимаю, что мне не положено говорить в классе.
— Извините, мистер Джонсон, — Джекс извиняется.
— Хорошо. Только не забудь закончить свое стихотворение.
Мистер Джонсон поворачивается ко мне.
— Вам нужна помощь с заданием?
Я качаю головой:
— Нет, все в порядке.
— Ладно, тогда приступайте к работе. — Он идет по проходу и возвращается к своему столу.
— Прости, Джексон, что втянула тебя в неприятности, — шепчу я себе под нос, одаривая его улыбкой. — Хотя тебе действительно следовало подать лучший пример.
Он прищуривается, игриво глядя на меня.
— Джексон, да? Так вот как это будет? Ладно, Рейвенли, в эту игру можно играть вдвоем.
Я закатываю глаза, и он злорадно ухмыляется. Обычно я бы волновалась, если бы кто-то так скалился в ответ, но я не знаю… Как бы страшен ни был Джекс для других, я его таким не вижу. Вообще. И это чувство только усиливается, когда мы возвращаемся к нашим стихам, и я краем глаза наблюдаю, как он пишет.
Он чрезвычайно сосредоточен, когда пишет, весь сгорбившись, его взгляд прикован к бумаге, по которой быстро движется рука, пачкая страницы чернилами. Часть меня хочет знать, о чем он пишет, но другая часть просто наслаждается, наблюдая за ним. Но, к сожалению, мне нужно работать над своим собственным заданием.
Оторвав взгляд от Джекса, я смотрю на чистый лист перед собой. И смотрю. И смотрю. И смотрю.
Я смотрю так пристально, что у меня начинают болеть глаза. Черт возьми, я провалю задание.
В конце концов, откладываю карандаш и протягиваю руку, чтобы протереть глаза. В тот же миг кто-то проходит мимо моего стола и бросает на него листок бумаги. Сначала я думаю, что это случайность, поэтому поднимаю его и открываю рот, чтобы позвать человека, который это уронил. Но человек — светловолосый парень в леттермановской куртке — уже сидит на своем стуле рядом с Дикси Мэй, которая ухмыляется мне, касаясь губ концом карандаша.
Стиснув зубы, я разворачиваю бумагу.
Убийца.
Однажды ты получишь все, что заслуживаешь.
Это не почерк Дикси Мэй, а значит, она кому-то рассказала о моем прошлом.
Комкаю бумагу и сжимаю ее так сильно, что ногти впиваются в ладони.
— Ты в порядке? — Голос Джекса перекрывает ярость, пульсирующую в моей голове.
Я моргаю и обнаруживаю, что он смотрит на меня с беспокойством в глазах.
Видел ли он надпись? Знает ли он теперь, кем я могу быть?
— Все хорошо, — Я лгу, выпуская бумагу из мертвой хватки.
Его взгляд останавливается на скомканной бумаге, затем возвращается ко мне.
— Ты уверена?
Киваю, пряча записку в карман куртки.
— Я просто переживаю из-за этого задания. Совсем не умею сочинять.
Не думаю, что он безоговорочно верит мне, но не настаивает.
— Попробуй написать о своих чувствах. Всегда помогает для начала.
Я заставляю себя улыбнуться.
— Хорошо.
Он хмурится, беспокойство в его глазах остается.
Опасаясь, что он может надавить на меня еще сильнее, я сосредотачиваю свое внимание на тетради и заставляю карандаш двигаться по странице, чтобы хотя бы выглядело так, будто я что-то делаю. Пытаюсь последовать предложению Джексона и написать о своих эмоциях, но все, что я чувствую — это ярость, боль и стыд.
Отвращение к себе.
Сломленность.
Страх.
Ненавижу последнее чувство, но не могу избавиться от него. Не хочу терять своих новых друзей. Неприятно это признавать, но это так.
Я больше не хочу быть одна.
И я знаю, что я не особенная. Знаю, что в мире есть масса людей, которые чувствуют себя так же, как я. Чего я не понимаю, так это почему люди, подобные Дикси Мэй делают этих людей несчастными.