В трубке раздается тихий смешок.
— Разговор может быть о чем угодно, так как вокруг никого нет.
— Круто. — Я откидываюсь на сиденье. — Итак, о чем ты хочешь поговорить?
— Хмм… Как насчет того, почему на заднем дворе выстроилась целая коллекция жутких гномьих задниц? — он вопрошает веселым голосом.
Я фыркаю от смеха.
— Это коллекция моей тети. И она очень странно к ним относится. Например, однажды она поймала меня на том, что я убираю одного из них с дороги, чтобы полить несколько ее цветов, что, к твоему сведению, она сама попросила меня сделать. Но в любом случае, когда она увидела, что я двигаю его, она испугалась. Сказала какую-то несусветную чушь о том, что у них у всех есть свои правильные позиции во дворе, и я все испортила.
— Серьезно? — говорит Джекс. Похоже, он чувствует себя немного лучше, и я рада. — Как странно.
— Она действительно такая, — я соглашаюсь, мои мысли возвращаются к тому, о чем я часто думаю.
Знает ли она, что мой дядя делает со мной? Иногда мне кажется, что ей все равно. Если так, то она такая же плохая, как и он.
— Может, она думает, что они живые, — кричит Хантер.
— Я тоже задавалась этим вопросом, — отвечаю, а потом спрашиваю. — Я на громкой связи?
— Да, — говорит Джекс. — Подожди. Повиси.
Я слышу приглушенный разговор, а потом Джекс снова берет трубку и спрашивает:
— Ты видишь изображение на iPadе сейчас?
Я смотрю на iPad и, конечно же …
— Да.
— Отлично, — говорит он мне, а потом говорит либо Хантеру, либо Зею, — Все хорошо.
Линия снова замолкает, но я слышу, как один из них говорит что-то неразборчивое.
Наконец, я больше не могу выносить тишину.
— Ребята, вы уже в доме? — интересуюсь я.
— Да, — отвечает Джекс. — Зей устанавливает камеру на кухне, Хантер уже установил в гостиной, а я только что поставил в коридоре у лестницы.
Дерьмо. Одна из камер будет в коридоре наверху? Она может быть достаточно близко к моей комнате, где они могут что-нибудь подслушать. Но я знаю, что если скажу что-нибудь об этом, он начнет задавать вопросы.
— Какая из них твоя комната? — спрашивает он.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Хм… А что?
— Мне просто любопытно, как она выглядит, — говорит он. — Ничего страшного, если ты не хочешь, чтобы я туда заходил.
Я немного расслабляюсь.
— Нет, это не так, если ты хочешь туда войти… Вторая дверь справа.
Джекс ничего не говорит сразу, и по какой-то дурацкой причине это заставляет меня нервничать.
— Здесь не так уж много вещей, — наконец говорит он.
— Я знаю… Мои тетя и дядя заставили меня избавиться от многих вещей, когда я поселилась у них. И у меня не так уж много новых, так что... — пожимаю плечами, хотя он меня не видит.
— Тебе определенно нужно больше вещей, — бормочет он, но я не уверена, говорит он мне или сам с собой.
— Все нормально… Мне хотелось бы иметь что-нибудь из моей старой коллекции, например старые пластинки моего отца, но…
— Откуда у тебя эта фотография? — он внезапно обрывает меня, его голос дрожит.
Я совершенно сбита с толку не только его вопросом, но и его реакцией.
— Какая фотография?
— Эта, с мужчиной, женщиной и маленькой девочкой в фиолетовом платье? — Его тон такой же, если не более, дрожащий.
— Это фотография моих родителей и меня, когда я была маленькой, очевидно. Единственное, что у меня осталось от них. Тетя выбросила все остальное, сказав, что мне не нужно зацикливаться на прошлом или на каком-то подобном дерьме. — Слезы жгут мои глаза, когда я вспоминаю, как злилась, когда смотрела, как она выбрасывает все коробки с моими семейными фотографиями в мусорное ведро. Она сказала, что это делает меня слишком эмоциональной, когда я смотрю на них. — Она не знает, что я сохранила одну. Я спрятала ее в обувь. Если бы она увидела, то, вероятно, взбесилась бы. — Делаю короткую паузу, когда внезапная мысль осеняет меня. — Джекс, ты же не думаешь, что она заставила их выбросить, потому что мы все вне сети, не так ли?
— Я не знаю. — Его голос теперь едва слышен, и я не уверена, чем он так расстроен.
— Джекс, ты в порядке? — спрашиваю я, когда открывается дверь со стороны водителя.
Сначала я предполагаю, что это один из парней, так как я не видела, чтобы машина подъезжала к дому, но когда человек опускает голову, заглядывая в салон, я понимаю, что оказалась в глубоком дерьме.
Потому что на незнакомце лыжная маска.
Я немедленно передвигаюсь на другую сторону, чтобы выскочить с пассажирской стороны, но эта дверь тоже открывается, и на втором человеке тоже маска. Паника пронзает меня, когда я прикладываю телефон обратно к уху.
— Джекс, — сиплю я, но ответа не получаю, поэтому открываю рот и кричу, — Джекс.
Человек со стороны водителя ныряет через сиденье и бьет меня по лицу так сильно, что у меня закладывает уши, и я роняю телефон на пол. Я киплю от ярости, торопливо нащупывая телефон, но нападающие уже отодвинули сиденья и хватают меня с обеих сторон. Я устраиваю драку, брыкаясь и крича, нанося удары. Мне удается ударить одного из них по лицу, и он ругается, на мгновение откидываясь назад. Я пытаюсь обойти их, но человек позади меня обхватывает пальцами мое горло, прижимая меня к себе.
До этого момента я не совсем понимала, что происходит, но теперь вполне все осознаю. Кто бы ни были эти люди, они пытаются убить меня. Я карабкаюсь на свободу, но человек, которого я ударила, пришел в себя и забирается на меня. Я пытаюсь пинаться, но безуспешно.
В глубине души я еще гадаю, почему Джекс не ответил мне, когда я звала его по телефону, и хотя мне не хочется думать об этом, невольно задаюсь вопросом, не они ли стоят за этим. Ведь это они оставили меня сидеть в машине. Я не видела, чтобы кто-то подъезжал к дому, а машина стояла в лесу, так как же эти люди узнали, что я здесь? Разве что, это была подстава.
— Шшш... милая, — шепчет тот, кто держит меня за шею. — Никто не причинит тебе вреда, пока Джексон, Хантер и Зейден делают то, что я хочу.
Ладно, может быть, ребята не имеют к этому никакого отношения.
Внезапно человек, сидящий на мне, пихает мне в рот таблетку. Я начинаю выплевывать ее, но они держат мой рот закрытым. Я извиваюсь и мечусь, пытаясь скинуть ублюдка с себя, держа таблетку во рту. Она растворяется, и тогда я начинаю чувствовать легкое головокружение.
Паника нарастает, когда мои руки начинают обмякать и опускаться вниз. Когда это происходит, я чувствую, как мои пальцы касаются телефона, который упал на пол. Собрав все силы, что у меня есть, я поднимаю его и осторожно кладу в карман своей толстовки. Надеюсь, они не будут обыскивать мои карманы, чтобы я могла попытаться позвонить кому-нибудь, когда у меня будет возможность... если только они не собираются просто убить меня.
Может быть, наркотик сделает именно это, — последняя мысль, которая приходит мне в голову перед тем, как меня настигает головокружение.
Потом я теряю сознание.
Глава 11
Джекс
Я стараюсь не волноваться, но у меня не очень хорошо получается.
Фотография, которую я нашел в спальне Рейвен... девочка на ней... она очень похожа на Уиллоу. Нет, не просто похожа. Это она. Хотя прошли годы, я помню ее лицо так же ясно, как свое. Но вот чего я не понимаю, так это почему Рейвен говорит, что девочка на фотографии — это она. Уиллоу умерла в тот день на мосту. Она упала в реку, не умев плавать. Я пытался спасти ее, но приспешники отца схватили меня прежде, чем я успел.
Я плакал, кричал и боролся, чтобы убежать от них и спасти ее. Я обещал, что не допущу, чтобы с ней что-нибудь случилось, и нарушил это обещание самым худшим из возможных способов — позволив ей умереть.
Мой отец сказал мне в тот день, что это моя вина, и то, что я буду чувствовать ее всю оставшуюся жизнь, будет моим наказанием. И так оно и было. Уиллоу была единственным лучом света в жизни Хантера, Зея и моей. Она была нашей лучшей подругой. Она была нашим светом во тьме, которая терзала нашу жизнь. Она была милой, веселой и заботилась о нас, даже когда дела шли совсем плохо, а это случалось очень часто.