— А чего именно они от тебя хотят?
— В конечном итоге хотелось бы прийти к легализации нашего существования, ведь человеческая история знала времена, когда люди и мы вполне мирно уживались рядом друг с другом. Так почему бы не вспомнить этот позитивный опыт и не воплотить его в современных реалиях?
— Ну, этот процесс займет некоторое время, — скептически заметила Оксана. — Одно поколение должно смениться, как минимум.
— Мгновенного результата никто и не обещает. Потребуется разработать и реализовать колоссальную по объему программу, нацеленную на подготовку общественного мнения. Тут должны быть задействованы и ученые — биологи, археологи, историки, и писатели, и журналисты, киношники, в конце концов. Кое-что уже делается, но как-то пока бессистемно, хаотично, а тут нужен четкий план действий.
— Уже делается? А поподробнее?
— «Дети полной луны» смотрела? Там и наши руку приложили. Проба сил, так сказать.
— Еще нет, не сложилось как-то, но общая идея мне ясна, и определенный резон в том, что ты говоришь, несомненно, есть, хотя мне еще нужно свыкнуться с этой мыслью. Однако каких-то принципиальных возражений у меня вроде бы нет. Что же смущает здесь тебя?
— Та картина мира, которую рисуют такие, как Арсений, в конце этого пути, — Кирилл резко развернулся, и Оксана увидела, как помрачнело его лицо. — Итогом должно стать такое переустройство миропорядка, в котором нашей расе будет отведена доминирующая роль, а все остальное человечество будет низведено до уровня «второго сорта».
— Пф! Чушь какая! — фыркнула девушка, но тут же умолкла, заметив, что отец ее оптимизма отнюдь не разделяет.
— Тебе хиханьки, а у них уже наготове пакет законопроектов, усиливающих защиту прав животных. За убийство собаки теперь предполагается такая же ответственность, как и за убийство человека, а в обратной ситуации животное априори полагается невиновным, и нужно очень постараться, чтобы доказать, что его агрессия была неспровоцированной. Это только начало, дальше будет еще веселей.
— Они что, рехнулись? — Оксана непонимающе развела руками. — Они и вправду полагают, что их затея выгорит? Что семь миллиардов человек смиренно проглотят это унижение от нескольких тысяч нам подобных?
— Однополые браки проглотили, сейчас речь идет об узаконивании педофилии, а там и зоофилия на подходе, так что почему бы и нет. «Окно Овертона» уже начало смещаться, и после должной информационной обработки обществу можно будет скормить все, что угодно.
— Но не до такой же степени!
— Ты недооцениваешь силу грамотно организованной пропаганды. Диапазон задействованных средств чрезвычайно широк: тут и внесение изменений в церковный устав, намеки на то, что кое-кто из апостолов был и не человеком вовсе, целый перечень громких имен — деятелей науки, искусства, видных политиков и военачальников. Через некоторое время человечество искренне уверует, что своим благополучием во многом обязано именно нам. Люди будут счастливы, что мы вообще существуем на свете и, сильные телом, духом и интеллектом, заботимся о них, ущербных и немощных.
— Безумие какое-то! — Оксана помотала головой, словно отгоняя нахлынувший морок. — В нашей истории присутствовали периоды мирного сосуществования, но даже они заканчивались резней, а попытка подчинить себе людей может закончиться полным истреблением нашего рода! Это самоубийство!
— Именно! — кивнул Кирилл. — Такое положение вещей напоминает мне взведенную пружину, и чем сильней мы ее будем сжимать, тем разрушительней окажется ответная реакция. Через десять лет, через двадцать или через сто, но взрыв неизбежен. Невозможно построить гармоничное и устойчивое общество на фундаменте из лжи.
— Этого нельзя допустить! — Оксана в возбуждении вскочила на ноги. — Если все обстоит так, как ты говоришь, то их надо остановить, пока дело не зашло слишком далеко.
— Думаешь, это так просто? — невесело усмехнулся Кирилл. — Как тумблером щелкнуть?
— Ты — Вожак, и Стая обязана тебе подчиниться!
— Стая жаждет перемен, а Арсений и его команда умеют заворачивать свои идеи в крайне привлекательную обертку. И мне нечем на это ответить, — старик сокрушенно покачал головой. — Видимо, я слишком стар. Создается такое впечатление, что молодежь и я разговариваем на разных языках. Все мои доводы для них — пустой звук. Те методы убеждения, которыми я обычно пользуюсь, на них не действуют, а те, которые бы подействовали, для меня неприемлемы. А остальная Стая ждет, чем закончится наше противостояние, и пойдет за победителем, но чем дальше, тем меньше шансов у меня остается.