Я ее понял правильно. И, поняв, отступил в коридор.
— Наверх одна лестница? — спросил я, прислушиваясь.
— Нет! Вы что, серьезно?! — Вера перевела взгляд с бабушки на меня.
— Всех прошу оставаться на местах, — официально предупредил я притихших женщин. — В людей без меня не стрелять. Даже в тех, которые — не Вера.
По лестнице, снабженной широкими отполированными поручнями, я поднимался неспешно и без опаски. «Кто-то», кто бы он ни был, если был вообще, вел себя как робкий чердачник. Или как смелый бомж. Другой бы не полез по громоотводу, рискуя свернуть себе шею, а высадил бы стекло ближайшей неохраняемой дачи, каких в поселке было тринадцать на дюжину. Во всех случаях этот «кто-то» вряд ли заслуживал пули.
Взойдя на второй этаж, я бегло его осмотрел: четыре комнаты крест-накрест со столовой в центре. Большой овальный стол, как и стулья вокруг с покатыми спинками, — все было спрятано в белые чехлы. Знать, давно семья вместе не собиралась. Два гобелена скромного достоинства с пейзажами на фоне виноградных холмов оживляли стену столовой. Между ними — портрет в тяжелой золоченой раме: седобородый старец со впалыми щеками и утопленными глазницами в сюртуке с медалькой на синем банте. Видно было, что Эль Греко здесь хотел заночевать, да передумал. Я стер пыль с латунной таблички посреди южной стороны багета. «Невельсон Исаак Аркадьевич» — гласила она со всеми подобающими «ятями». Ниже и более мелко: «Почетный гражданин Боровска, провизор». «Понимаем-с! Руфь Аркадьевна у нас — внучка провинциального аптекаря!» — Я еще раз осмотрелся. Более, кроме старца с медалью, никого подозрительного на втором этаже не сыскалось. И я полез на мансарду, отсеченную деревянным люком от нижних помещений. Приподняв бесшумно тяжелую крышку и не получив при этом пинок в лицо, я проворно выбрался в тесный коридорчик с двумя только уже окрашенными белой эмалью дверьми.
«Аты-баты, шли мильтоны из московского ОМОНа…» — посчитал я, куда мне ломиться. Выпало — направо. Достав кольт, я вынул обойму и с криком: «Все на пол, суки!» — ударил в дверь ногой. Дверные петли были столь слабы, что команда моя оказалась излишней. Упавшая дверь накрыла того, кто за ней притаился, но я этого даже сразу не понял.
— Лежать — не двигаться! — заорал я, вспрыгнув на выбитую дверь и, как учили, четко обведя дулом пистолета все темные углы.
— Лежу! — прохрипел кто-то из-под двери. — Сойди, крестный! Камбала буду!
— Давно здесь? — Сбросив дверь, я развернул к себе лицом пострадавшего чердачника и сунул ему кольт в ухо для острастки.
Бледный изможденный мужичок, не отвечая, к чему-то напряженно прислушивался. Я тоже прислушался: нет, после моего штурма в доме снова воцарилась полная тишина. Тут я смекнул, что бедолага прислушивается к дулу моего кольта, будто зачарованный ребенок к морской раковине. По лицу его блуждала мечтательная улыбка. «А он, мятежный, ищет бури, — подивился я. — Ну, хорошего помаленьку». Опустив пистолет, я повторил свой вопрос.
— Дак часов пять, — очнувшись, засипел прокуренным голосом чердачник. — С утра присматривался, потом — полез. Руки вон поободрал, хоть и газетами обернулся. Дом-то зимний. Топленый дом. Харчами, думал, разживусь, а повезет — и заночую. Как начал к темноте привыкать — шухер! Чинуши какие-то прикатили в «Пежо»: стали кульки да коробки в дом носить. Я до поры затаился да и закемарил, пока ты не поднял, мил-человек.
— Откуда знаешь, что на «Пежо»? — Я поверху обшарил демисезонное пальто чердачника. — Специалист?
— Что?! — Он шмыгнул носом. — A-а! Дак они для меня все на «Пежо»! Кто на заграничных колесах ездит, значит — на «Пежо»! Пежоны, значит!
— Четыре класса начальной школы? — Я изучил справку об освобождении: единственный документ, удостоверявший невзрачную личность бродяги.
— Зачем? — удивился он. — И два хватило! Четыре — штаны протирать! Ну, пойдем, что ль?!
— Куда это ты намылился? — спросил я, обдумывая участь задержанного.
— Как куда?! Ты даешь, хозяин! Известно — в «крытку»!
— Э-э, нет, дружок! — рассмеялся я. — На этот раз ты так легко не отделаешься! Сам фарт мне тебя, раззяву, послал! Держи-ка! — И протянул ему кольт.
— Чего это?! — всполошился чердачник, перекидывая с руки на руку, будто горячую лепешку, увесистый пистолет. — Ты чего, братан?! Которой масти?! Ты меня в свои разборки не путай! Я по «мокрому» не ходок!
Кольт со стуком упал к моим ногам.
— Дурак ты, батя. — Подобрав пистолет, я щелчком вогнал в него обойму. — Там два трупа внизу остывают, ты понял?! На тебе они теперь!