Ломать голову над подобной антинаучной проблемой, впрочем, дальше я не стал. С детства имею привычку оставлять самое увлекательное напоследок. Чтение же очерка я закончил следующим сильным абзацем: «…В борьбе за свои воображаемые права параноик часто проявляет большую находчивость: очень умело отыскивает себе сторонников, убеждает всех в своей правоте, даже вопреки здравому смыслу выходит победителем из явно безнадежного столкновения именно благодаря своему упорству и мелочности».
Абзац, ничего не скажешь. Полный абзац. Я отложил книгу и закурил: «Интересно, кто у них там сейчас побеждает на втором году партии? Но, надо полагать, загадочный этот Кешка, соперник Маевского, мужчина тоже со средствами. Какие же средства такую цель должны оправдывать?! Или они здесь зависимы, как форма и содержание в затянувшемся романе? Кто же ты, друг наш Кешка, такой и на что теперь играешь? Кто-то похожий должен быть среди упомянутых управляющим Савиновым».
— Ах, вот ты кто! — Затушив сигарету и лихорадочно обшарив карманы куртки, я споткнулся о первое же имя в перечне учредителей «Дека-Банка». — Кешка-далеко-не-пешка! Иннокентий Парфенович Вершинин. Председатель совета директоров.
— Кто такой председатель, ара?! — удивился дворник Самсон, заглядывая в мою комнату. — Там тебя брат какой-то спрасиль!
Опять я вслух сам с собой разговорился.
— Где там?! Какой брат?! У меня родственники, ара, за границей!
— У меня тоже, — посочувствовал дворник. — В Ереване, эли! Ну, так что сказать брату? Нет тебя?
До меня наконец дошло, что еще кто-то в квартиру по мою душу пожаловал.
— Вот она, жизнь после смерти, — пробормотал я, выходя в коридор. — Всегда у нас так на Руси!
Непрошеный гость оказался хуже моего друга-татарина Руслана. Это был его заместитель Хаза: высокий блондин в теперь уже черных ботинках.
ГЛАВА 27
НАПРАВО ОТ БАШНИ
После двухнедельного отсутствия Руслана дела у его братвы пошли вкривь и вкось. Авторитет моего криминального друга, словно стропило, подпирал довольно просторную и устойчивую «крышу», которая с его исчезновением стала моментально заваливаться. Насколько я разбирался в запутанной иерархии этого разбойничьего ордена «рыцарей-храмовников», Руслан имел сан, примерно равный по значимости магистерскому. Настоящая аналогия вовсе не надумана. Тут не то чтобы я лез в чужой монастырь со своим уставом. Все эти «средневековые» тропы скорее протоптали братки. Быт преступных организованных сообществ давно уже во многом напоминает образ жизни каких-нибудь тамплиеров: внутри — закрытый дисциплинарный кодекс, облагороженная фальшивыми принципами этика и эстетика, снаружи — торговля и ростовщичество. К XIII веку, как известно, из тамплиеров сформировались крупнейшие банкиры. Так что к Азии мы тяготеем или к Европе — здесь, по крайней мере, вопрос решенный. С русскими «малиновыми» шайками покончено. Шайками теперь воры даже в банях не пользуются: сауну предпочитают скандинавского происхождения.
Возвращаясь к Руслану: суровый воин, «коронованный» в заключении за неукоснительное соблюдение всех воровских законов, помноженное на какие-то особые заслуги, а потому, в обход правилу, возбраняющему «короноваться» дембелям, на свободе он не столько руководил боевыми действиями братии, сколько направлял финансовые потоки и присматривал за порядком во вверенных подразделениях. А для бригады, дислоцированной под крылом «Лаокоона», был и вовсе отцом настоятелем. То есть всегда умел настоять на своем, защищая ее привилегии перед смежниками и выбивая наивыгодные условия. За что подчиненные, хоть и не бескорыстно, почти на него молились. Не стало Руслана — пошли убытки и «непонятки». Дружественный, казалось, господин соседнего феода Шива начал исподволь, но стремительно подминать чужую территорию. А в последние два дня оборзел до того, что спланировал откровенный налет на принадлежащие Руслановой преторианской гвардии склады. В результате четыре фуры с элитным шампанским — то ли «Вдова Клико», то ли «Дон Периньон», — сулившие в преддверие третьего тысячелетия солидные барыши, растворились, как полусладкий дым отечества. Все это поведал мне Хаза по пути в «Лаокоон», где к 17.00 назначена была сходка возмущенной братвы.