Ворота медленно поползли вверх, открывая беззубую пасть автомобильного узилища.
— Невольными? — Я покосился на Раздорова. — Были бы вольными, не сидели бы у тебя под замком, хренов ты поборник.
— Да они ни в чем не нуждаются! — будто угадывая мои мысли, продолжил Раздоров свою речевку. — Все необходимое: одеяла, белки, жиры, витамины свежие…
— И раздельный санузел, — оборвал я его.
— И это, — подтвердил депутат, но тут же добавил: — Впрочем, за их содержание отвечает Караваев, помощник Аркадия по безопасности. Его сотрудники здесь распоряжаются.
Я придержал Раздорова и прошел вперед.
Подземный гараж Владимира Иннокентьевича содержался отменно. Даже лучше, чем «полярное» хозяйство Ланцета в Беляево. Три машины: две темно-синие «Ауди» со всеми блатными «прибабахами» от мигалок до спецномеров и умопомрачительный лимузин представительского класса размером с яхту среднего водоизмещения — сияли чистотой, не достойной ни дураков наших, ни дорог.
— Кто несет охрану резиденции? — спросил я у подошедшего Раздорова. — Кому она, эта охрана, вообще подчиняется?
— Аркадию, — нехотя сознался депутат. — Да и все остальное… — Не договорив, он в досаде махнул только рукой.
— Где ключи?
— Вы что, еще не поняли?! — Владимир Иннокентьевич опять начал петушиться. — И потом, у вас ордер есть?! Вы мне так и не предъявили!
— А вам есть что скрывать? — усмехнулся я, направляясь к оцинкованной двери в дальнем конце гаража.
— Перед законом и своими избирателями я чист! — вспылил депутат.
— Тогда отойдите в сторонку, не то испачкаетесь. — Я прицелился из «ремингтона» в замок.
Раздоров благоразумно встал за мою спину. А «ремингтон» еще раз доказал, что в Англии ружья кирпичом не чистят. Дверь содрогнулась, и на месте замка образовалось отверстие размером с кулак.
Толкнув дверь, я спустился по ржавой металлической лесенке в домашнюю темницу Аркадия Петровича Маевского. Передо мной был короткий с бетонными сводами коридор, напоминавший трубу изрядного диаметра, вдоль которой тянулись по обе стороны забранные решетками отсеки. Мое появление встречено было могильной тишиной. Депутат, верно, опасаясь оставить свои следы и отпечатки, за мной не последовал.
Я заглянул в первый отсек. Забившись в угол, на кровати с ногами сидел бухгалтер кредитного отделения нашего банка Лернер. Вид у него был полубезумный: отчаяние и страх, накопившиеся за недели изоляции, отпечатались на его лице, как несмываемая краска. Да и моя тоже внешность его не успокоила: человек в черной маске с оружием вряд ли принес ему добрые вести.
— Фамилия? — спросил я глухо.
— Лернер! — Он вскочил и вытянул руки по швам.
— Выходите. — Сбив прикладом с задвижки простенький висячий замок, я распахнул настежь решетчатую калитку.
— Куда?! — Лернер подался к задней стене. — Я не пойду! Вы не смеете!
В соседних камерах поднялся ропот.
— У вас дом есть? — спросил я, отлично зная, что у Лернера есть два даже дома: на «Полежаевской» и в Теплом Стане квартирка однокомнатная плюс участок приусадебный в Барвихе. — Или жена хотя бы?
— Мама, — неуверенно пробормотал бухгалтер. — И жена тоже! Что с ними?..
— Вот сейчас вернетесь домой и сами узнаете, — утешил я его, как мог, переходя к следующему отсеку.
«Домой! Домой! Нас освободили! Мы едем домой!» — эхом прокатился по застенку возбужденный ропот.
Одну за другой тем же манером я открыл все камеры, из которых посыпались счастливые невольники чести Аркадия Маевского.
— А вы кто?! — бросилась мне на шею рыдающая кассирша-оператор депозитария Матвеева Анна Георгиевна, славная женщина, мать троих детей. — Вы из милиции?! Вы служба спасения, да?!
— Отряд по борьбе с интеллектуальным терроризмом, — представился я, изменив голос до неузнаваемости. — Спецподразделение «Белые твари».
— А кто, позвольте, вами руководит?! — заволновался неизвестный мне бородатый гражданин.
— Как фамилия?! — осведомился я немедля.
— Вайнштейн! — произнес гордо узник.
Так, наверное, отвечали наши диссиденты на закрытых процессах.
— Нами, господин-товарищ Вайнштейн, руководит высокое чувство гражданского неповиновения, а также исключительно сознание выполненного долга.
Удовлетворенный столь исчерпывающим ответом, бородач присоединился к шумной группе собратьев по несчастью.
Последняя, шестая по счету, камера оказалась пустой. По спине моей пробежал неприятный холодок.