— Тогда через пару дней загляни. — Митька встал, давая понять, что аудиенция окончена.
Насыщенное расписание Вайса, которого он строго придерживался по возвращении в Первопрестольную, требовало его присутствия во множестве мест.
Были и у меня свои намерения. Очень хотелось мне лично познакомиться с Аркадием Петровичем Маевским. А если и не познакомиться, то хотя бы взглянуть на него. Лицезреть его во плоти. Увидеть, как говорится, в полный рост. И здесь мне споспешествовал Руслан, доставший в каком-то из опекаемых солидных предприятий гостевой билет на открытие форума бизнесменов и политиков «Россия в XXI веке». Шансы на то, что Маевский окажет форуму честь своим присутствием, были достаточно велики. Хотя и уверял меня Курбатов, что Аркадий Петрович предпочитает держаться в тени, однако же и вовсе манкировать обязанностями влиятельного капиталиста он тоже не мог. На такого рода мероприятиях скорее отсутствие магната привлекло бы к себе внимание, нежели его присутствие.
Итак, в качестве рядового наблюдателя я попал на означенный форум. Вместительный зал Бизнес-центра к началу торжественного открытия был до отказа набит самой представительной публикой. Из всех слоев общества здесь преобладали наивысшие: его термосфера и экзосфера. Плутократы и политики всех направлений от крайне правых до умеренно левых заполняли партер, тогда как чиновники рангом пониже, разного рода аппаратчики и многочисленные сотрудники прессы толкались на галерке. Среди них и я. За столом президиума заседали знакомые все лица: руководители фракций, члены правящего кабинета и прочие «герои дня». Издавая гул, подобный океаническому прибою, столпы общества обменивались рукопожатиями и мнениями. В этом столпотворении рассмотреть Маевского не было никакой возможности. Зато я приметил на другом конце галерки его дочь. Кудрявая голова Европы мелькала в окружении молодых людей, то и дело исчезая за их плечами и спинами. Извиняясь и обрастая извинениями, я стал проталкиваться к ней. Между тем форум открылся. Прозвучало что-то вроде гонга, и в наступившей тишине председательствующий, произнеся короткую приветственную речь, пригласил к микрофону первого выступающего.
— Привет, — сказал я на ухо племяннице Штейнберга.
Европа вздрогнула и обернулась.
— Вау! — обрадовалась она. — Витязь в овечьей шкуре! Я уже думала, ты никогда не подойдешь!
— Я подошел, — отозвался я шепотом. — Только не всем. Как Марина?
— За тебя, обормота, беспокоится. — Европа бросила на меня любопытный взгляд. — А ты откуда знаешь, что мы знакомы?
— И не такое знаю. — Я взял ее под локоть. — Поговорить бы надо.
На нас раздраженно зашикали близстоящие обитатели райка.
— Извини! — Европа убрала мою руку. — Мы здесь на работе. После поговорим!
«Надо же! — Я мысленно чертыхнулся. — Они здесь на работе! Они здесь на работе, а мы тут прохлаждаемся! Мешаем фиксировать прогнозы на будущее отечества, изнывающего под бременем реформ! Досужими сплетнями тружеников пера и блокнота отвлекаем!»
То, что Европа не только дочь Маевского, но еще и делегированный представитель массмедиа, было для меня в каком-то смысле неожиданностью. В том смысле, что редкие нынче буратины поливают деревья в стране дураков. Нет им нужды выращивать курточки для папы Карло, равно и для себя. Тоже мне оттяг — политические репризы переписывать. Ну да вольному воля.
Великие машинисты и стрелочники грядущего века, один за другим, сменялись у микрофона, донеся до почтенной аудитории свою оценку состояния путей.
Наконец на трибуну вышел заслуженный лидер правоцентристского движения «Честный передел» депутат Владимир Раздоров. Движение его имело национальный уклон градусов под сорок. То есть любимый в народе градус позволял Раздорову постоянно быть на ходу и вместе с тем не грозил ему, разогнавшись, свалиться под откос.
Когда-то давным-давно Журенко уговорил меня зайти в гости к знакомой поэтессе, претендовавшей в тот момент на место «культурной девушки». Поэтессу звали Анна, и фамилия у нее была самая восходящая — Месяц. Собравшиеся в ее доме подающие надежды и уже оправдавшие их дарования под сухое вино читали наперебой стихи и делились творческими замыслами. Был и обмен мнений; кто-то выговорил Ахматовой за бедный словарь, кто-то Асееву — за хромые метафоры, а кто-то, особенно дерзкий, даже иронично трунил и над современниками. Все бы хорошо, да Андрей концовку смазал. Раздосадованный жалобами капризных литераторов на отсутствие надлежащих условий, он хватил кулаком по столу и воскликнул: