Дурно мне стало где-то на половине пути.
— Вниз не смотри, придурок! — крикнул Антон. — Еще немного!
Сжав зубы, я одолел остаток дистанции.
— Ну и видок! — Антон рассмеялся, встречая меня на крыше. — Как будто ты осиное гнездо проглотил!
В совершенном изнеможении я рухнул на мокрый гудрон.
— Хорошо, что сегодня подтаяло, — заметил Пестик, присаживаясь на крышку вентиляционной шахты. — А то бы… — Не договорив, он обулся, достал папиросы и закурил.
— Теперь-то можно?! — переведя дыхание, я с опаской глянул вниз.
Дно ущелья между стенами зданий терялось в темноте. Если бы я не был свидетелем восхождения Пестика, ни за что бы не поверил в подобное.
— Слушай, все хочу спросить, — оперевшись спиной о парапет, обратился я к Пестику. — Ты где «Казбек» достаешь советского производства?
— На чердаке. — Антон затянулся, полыхнув алым угольком. — Дед мой там целый склад устроил. К войне, наверное, готовился. Полез я как-то наверх, смотрю — мать честная! Крупы, сахар, макароны, тушенка! Ну и коробок десять «Казбека»! С тех пор и кайфую.
— Да, были мужики, — отозвался я.
— Почему были?! — возразил Антон. — Они и нынче здравствуют! Возьми хоть Пашу Искрометного. Когда я ногу на Вольной Испании сломал, он меня трое суток пер на своем горбу до ближайшего лагеря. Весу-то в Пашке не больше пуда. Вот и прикинь! Жрать нечего, дороги не знает, я без сознания… Представляешь?! А я еще его с собой в горы брать не хотел!
Я представил. Представил и подумал, что скверно я в людях разбираюсь. Совсем не разбираюсь.
— Ну и что дальше? — Антон щелчком отбросил папиросу, и она, прочертив огненный след, исчезла в темноте.
— Дальше спуск на четыре этажа. — Я пересек широкую площадку по диагонали и, перегнувшись через парапет, провел воображаемую прямую до нужного окна.
Выбрав наш пустой невод, Антон сбросил примерно четвертую его часть с крыши в указанном месте и закрепил ячейку за железное ухо, каковыми в достатке было оснащено низкое бетонное ограждение.
— Теперь я один. — Подергав лестницу, я проверил ее на прочность.
Хотя на прочность скорее в тот момент надо было меня проверять. Поджилки мои все еще тряслись, и шагать снова по мягким ступеням, ощущая под собой убийственную пустоту, мне хотелось меньше всего.
— Ты подожди, пока я спущусь, и тем же путем возвращайся обратно. — Я обнял Антона и пополз вниз.
— А лестница как же?! — крикнул он.
— Черт бы с ней! — выругался я, сражаясь не столько с капроновой стремянкой, мотавшейся на ветру, сколько с мандражом. — Когда ее найдут, нас с тобой здесь не будет!
— Хорошая лестница! — едва расслышал я его бормотание. — Из Турции привезли!
И чего только в Турции не делают!
Ошибся я всего на окно. По счастью, соседняя фрамуга была открыта. Начальник отдела кадров «Третьего полюса» любил проветривать помещение. Раскачавшись, я ногами вперед нырнул в зияющую щель. И, съехав по фрамуге, точно по горке, упал на подоконник уже внутри.
Игорь Владиленович оставил для меня на компьютере прилепленную скотчем записку: «Без разрешения не включать!»
Сумрачная подсветка большого аквариума отбрасывала на стены его ихтиологического кабинета мерцающие блики. Похожие на молоточки, фиолетовые телескопы стучались беззвучно в толстое стекло. Скалярии, шевеля плавниками, гуляли туда и сюда в своем аквапарке, словно дамы с собачками. На роль собачек шли меченосцы, чьи тонкие заостренные хвосты тащились за ними, словно брошенные поводки.
Разрешения спросить было не у кого, и, устроившись за массивным столом, я запитал компьютер. Параллельно я занялся обыском. Сейф Караваева, замурованный в стену, был по зубам разве что видавшему виды медвежатнику. Ящики стола частью были заперты, а частью и нет. Те, что были заперты, я бесцеремонно взломал ножом для разрезания бумаги и вывалил их содержимое на пол. В основном тут оказались папки с личными делами сотрудников. К ним я решил вернуться позже, если возникнет надобность. В самом верхнем ящике, расставленные аккуратно в ряды, хранились дискеты. Среди них были как надписанные, так и пустые. Просмотреть их все до утра представлялось нереальным, и я оставил дискеты в покое. Положившись на удачу, да еще на то, что Игорь Владиленович пользуется списком достаточно часто, а потому держит его не только на дискете, но и в памяти «писюка», я вернулся к компьютеру. На белом прямоугольнике посреди черного поля меня поджидала надпись: «Enter password». Вот это явилось для меня абсолютным сюрпризом. Компьютер был заперт. Осмотрительный Игорь Владиленович поставил его на пароль. Какой у старого жандарма мог быть пароль? После непродолжительных размышлений я попробовал слово «порядок». Верно потому, что заведующий кадрами был аккуратистом. Самые основные склонности человеческой натуры обнаруживаются именно в мелочах. И обнаруживаются тем более, чем их носитель старше. У Караваева все лежало и стояло исключительно в отведенных местах. Даже карандашная точилка, привинченная слева от меня и чем-то напоминавшая карманную мясорубку, отдыхала для новых дел в блеске и чистоте, между тем как цветные карандаши, доведенные до совершенства, покоились в сияющей латунной гильзе, одинаково острые и равной высоты. Да и вся остальная канцелярия Игоря Владиленовича была такова. Правда, я внес в ее распорядок столь существенные изменения, что обеспечил кадровика работой по меньшей мере на день.