— Я б тебе сотню дал, — обмолвился я, — только б ты «еврейский вопрос» в покое оставил.
— Мне чужого не надо! — оскорбился Гудвин, рассовывая подаяние по карманам.
Деревяшка его, отцепленная заранее, была так же бережно уложена в футляр.
И тут нежданно-негаданно в вагон нагрянули контролеры.
— Ваши билеты, — обратился к нам бравый парень в черной форменной шапке, когда до нас дошла очередь.
— А ваши билеты? — живо отреагировал Гудвин.
— Мы контролеры! — нахмурился паренек.
— И мы контролеры! — обрадовался Гудвин, выхватывая из накладного кармана бутылку «Столичной».
— Петрович! — окликнул молодой, но ко всему уже привычный контролер своего напарника. — У нас проблема!
Петрович, мужчина в годах и, по всему видать, со стажем, бросив «текучку», немедленно устремился на помощь.
«Проблема» разрешилась минут за пять. Следующая «проблема», возникшая из другого кармана бродяги, уже потребовала более обстоятельного разбора. Благо что Гудвин все свое носил с собой, включая стакан и незатейливую закуску.
— А с товарищем что? — кивнул на меня Петрович.
— Плохо с товарищем! — Гудвин охотно пустился в разъяснения. — У товарища ожог третьей степени! Девяносто два процента кожи псу под хвост! Говорил ему: «Не кури в постели!» Что обидно — матрас почти новый спалил!
— Все правила техники безопасности написаны кровью, — философски заметил Петрович. — Вот у нас, когда я сцепщиком работал, был случай. Малый вставил башмак под колесо. Башмак-то он вставил, да криво по трезвой лавочке. Его мысли, видать, были в ближайшем магазине. Вагон поехал и бригадира задавил. Вывод такой: сперва опохмелись, а после за дело берись.
Наша беседа «за жизнь» была прервана появлением наряда железнодорожной милиции.
— Здорово, Петрович! — приветствовали, шагая мимо нашего отсека, патрульные ветерана ветки Москва — Можайск.
— А это кто с вами?! — Крепыш в пятнистом бушлате притормозил, рассматривая меня.
Мой облик того заслуживал.
— Они контролеры! — небрежно отмахнулся наш собутыльник в форменной шапке.
— Ну-ну! — Крепыш, оглядываясь, поспешил за своими.
— Нет, ты объясни, — обратился Гудвин к Петровичу, до того неприязненно следивший за стражами порядка. — На фига им камуфляж?
— Служба такая, — пояснил разомлевший Петрович.
— Допустим, «Буря в пустыне», — не унимался Гудвин. — Это я понимаю! Пески! С ними сливаться надо. Допустим, джунгли! С кем мы еще воевали?
— С Чечней! — подсказал молодой контролер, играя компостером.
— Да хоть с Монголией! — выразил согласие мой спутник. — Там у них леса и горы повсюду! Но ответь мне: с каким ландшафтом местности эти мудаки в электричке слиться хотят?!
— Такая задача вопросов необоснованна, — вступился Петрович за родную милицию. — Что выдали, то и носят. Это с начальства надо спрашивать.
— Сольемся в экстазе! — Молодой охотник за безбилетными поднял стакан.
Пассажиры поглядывали в нашу сторону с недоумением и опаской. Мало ли что мог выкинуть отряд буйных контролеров, затеявший пьянку на вверенном маршруте.
В Голицыно мы распрощались со своими сослуживцами и вышли под мокрый снег. Причем Гудвин вышел в состоянии большого душевного подъема. Кое-как мы выяснили на станции дорогу к ресторану «Последний рубеж» и продолжили наше путешествие. По дороге еще Гудвин упорно пытался колядовать, пугая местных обывателей своим устрашающим видом. Я, разумеется, тоже невольно дополнял эту жанровую картинку.
— Может, отгул возьмешь?! — в конце концов не выдержал я.
— Все ништяк, Угорь! — веселился бродяга. — Не дрейфь! Пару километров осталось!
Долго ли, коротко ли, но все же одолели мы эту финишную прямую.
Ресторан «Последний рубеж» — высокий терем под старину, выполненный из теса и потемневших за годы его стояния бревен — уютно светился в наступающих сумерках всеми своими окнами, заправленными в резные наличники.
Шумное трио каких-то пижонов, обутых в лаковые туфли, обогнав нас, вознеслось по крыльцу и забарабанило в дверь. На двери открылось слуховое окошко. Что им было сказано, я не расслышал, однако самый напористый из молодчиков посулил сказавшему «обломать рога». И тогда в образовавшуюся щель высунулась могучая лапа с пылающей головней. Оскорбитель в подожженной дубленке падал с крыльца, как подбитый «мессершмит» — исторгая рев и языки пламени. Его компаньоны, скатившись по лестнице, забросали погорельца комьями грязного снега, и вся троица с бранью и обещаниями еще разобраться удалилась несолоно хлебавши.