— Иван, ты не учился в частной…
— Зато я каждый день лечу больных детей, и все они либо учатся в частной школе, либо хотят, ну просто жаждут валять в ней дурака, и при этом их несчастные родители даже не подозревают, какой это источник инфекции, родимое пятно римской клоаки времен Октавиана Августа…
— Ты о чем, милый?
— Холера! Чума! Спасибо, но я наелся этим досыта! И если еще кто-нибудь мне скажет о телевизоре или частной школе, я не знаю, что сделаю с ним! Не знаю, но я ему не завидую, вы слышите! Брошу к зубрам! Если этот кто-то договорится с ними — значит, есть надежда, что вырастет человеком! Не договорится — туда и дорога.
— Далеко твои зубры, папа!
— Это мы еще посмотрим! Может, и не дальше носа твоего.
— Ты о чем?
— Да так, ни о чем. Ну все, дети и жена, я ухожу первым, а вы тут обсудите и задумайтесь о горькой своей судьбе. О-о-о-очень вас прошу. До свидания!
Отец быстро встал из-за стола и ушел.
— Странно… — сказала Мила.
— Не говори так! — строго сказала ей Ольга. — Работа у отца тяжелая. Может человек хотя бы дома побыть…
— Шутом… — закончила Наташа и поспешила прибавить: — Я в лучшем смысле, мама. Мне папа «Короля Лира» давал прочесть, и я знаю, что лучше шутом, чем… чем предателем, например.
Ольга не нашлась, что сказать, «Короля Лира»! Надо же — выросла дочь. О чем, интересно, она в своем Интернете общается, и с кем?..
— Странно, — все-таки продолжила Мила, — странно, что папа зубров вспомнил. Он только минутку на них посмотрел, и все… Я вот еще думаю: если они весят тысячу килограммов, то пол провалится в нашей квартире, если придет зубр?
— Зубры, зубры… — рассеянно отмахнулась Ольга. — Не понимаю, что он имеет против моей новой работы?
— Может, дело не в школе. Папа знает, что ты мечтала о другом… — предположила Наташа.
— Другое… Я не знаю, чего я хочу… Я вот, как дурочка маленькая, загадала на дереве желания еще раз туда вернуться. Как монетку за плечо бросила. А зачем — не знаю даже. Что мне там делать? Нам еще во Владимир надо съездить. В Гусь-Хрустальный я экскурсию запланировала на конец мая. Мы еще в Питере всей семьей не были, а это стыдно. У меня там знакомые хорошие, очень близкие когда-то были, и скоро белые ночи… Все доели? Одеваться!
Глава 26
Дело сладилось
Иван Алексеевич Рукавишников в этот раз вел себя совсем не так, как на первой встрече с Носиком. Взволнованный и порывистый, он не мог усидеть на одном месте, и все сорок минут, которые они провели в ожидании своей очереди на приеме у нотариуса, он мерил широкими шагами холл.
— Не волнуйтесь вы так, Иван Алексеевич! — увещевал его Носик, остановив у окна. — Я обо всем подумал, осечки не будет.
— Гм… А я и не волнуюсь — я просто думаю так. Вы-то сами, кстати, почему не оставляете дом — ну, себе или внукам? Старость придет, потянет на землю, а там этот докторишка… Пожалеете!
— Нет, Иван Алексеевич, не пожалею. Я еще никогда ни о чем не жалел. А ведь приходилось совершать разные поступочки-то, ох разные…
— От налогов укрывались, что ли? Капитализма без этого не бывает. Не переживайте. Куда хуже гриппозному чихать в вагоне метро! Пусть дома лежит, телевизор смотрит. Извините, это я о своем…
— Что мне налоги! Много чего было. И я, может, таким образом грехи замаливаю…
— Чтобы грехи замолить, люди церкви строят… Или приюты для бедных.
— Бабка хотела, чтобы родовой дом достался тому, кто большую семью создаст. А ни у кого не получилось. Большой был выводок — а теперь у кого нет детей, а у кого, вот как у меня, один ребенок.
— А я возьму и продам ваш дом. Тыщ за двадцать. Приедете родовое кладбище навестить, — а там, ну дома-то, хе-хе, бетонный забор в два роста с колючкой и табличка на железных воротах: «Осторожно, злая собака!» Каково будет?
— Не продадите, Иван Алексеевич!
— Это почему же? Почему вы думаете, что я такой уж непрактичный? Очень даже практичный и очень легко продам! У меня, куда ни ткни, всюду дыры. Зарплата — догадываетесь какая. Мандарины раз пять за зиму покупали — на Новый год, потом на старый Новый год, на мой день рождения, ну и еще… тоже на праздники. Детей вот на море уже два года не возил, хотя мама звала. Монитор дочке надо заменить. Вы не представляете, какая гадость, этот наш монитор! Это, стало быть, три! Потом вот еще что… — Рукавишников осекся, увидев, что его собеседник улыбается. — Почему вы не реагируете?