— Я слышал, о чём вчера кричала Виолетта. А ещё я знаю о твоём прошлом.
— Наводил справки? Собирал досье? — вскинулась я. Мне жизненно необходимо было нужно зацепиться хоть за что-то, а не падать в бездонную пропасть. Король и моё прошлое — это не то, о чём бы я хотела разговаривать с Сашей Ландау. Но именно в эту минуту у меня не было выбора.
— Таня, — сокрушённо выдохнул мой полужених. — Не делай из меня монстра.
Он больше не смотрит на меня. Взгляд — куда-то в пространство. Ему так легче говорить. Не видеть моё злое лицо. Да и сама я взвинчена до предела. Возвращением Лео, ночным разговором. Тем, что прошлое вынырнуло из далёких глубин и снова пытается поглотить, сожрать мой покой и уверенность в себе.
— О том случае знает каждый юрист в городе. Н-нашумевшее дело.
Ну, да. Конечно. Это я была малолетней девчонкой. А Саше Ландау четыре года назад уже двадцать один год стукнуло. Не мог не слышать.
— Ч-чёрт, я не об этом хотел сказать, — теперь он досадливо трясёт головой. Но что он пытался до меня донести, я услышать не успела.
— Дети? — вынырнула из глубин квартиры мама. — Вы почему сбежали? С дедушкой уже всё хорошо. Чай пьёт. Вы уж простите, Саша: старость. А для нас это ритуал: вместе завтракать. Никите Григорьевичу нравится.
Я вижу, как досадливо морщится Сашка. Не из-за деда. Из-за матери, что напоминает сейчас настырную крысу. И глаза у неё какие-то гадкие. В такие мгновения я забываю, что она меня родила.
Хочется стукнуть кулаком в стену. Разбить что-нибудь. Но я делаю вид, что всё нормально. Так проще — жить в собственной раковине и выходить из неё, как только удаётся скрыться от постоянной удушающей опеки.
— Вы простите, Людмила Евгеньевна, но я пойду, — оборачивается и вежливо кланяется маме Саша Ландау. Образец безупречности. Мечта каждой женщины, имеющей дочь на выданье.
— Как же так? — машет мать руками. — Вы же почти ничего не съели!
— Я попробовал всё, что приготовила ваша замечательная Гала, но по утрам почти не ем. Так что благодарю. Вы разрешите Тане меня проводить?
Ему невозможно отказать. Да и мать не собирается. Она с радостью. Это ведь Саша Ландау. Очень хороший мальчик из очень приличной семьи. Она не устаёт это повторять. Может, поэтому я ерепенюсь и не сразу приняла знакомство с Ландау. Официальное знакомство. Так-то я его знала. Как и он меня. Город у нас небольшой.
Я набрасываю ветровку и засовываю ноги в туфли. Апрель нынче ветреный и холодный. Мы выходим за дверь и молча спускаемся вниз. Отходим от подъезда на несколько метров.
— Я хочу повторить: если тебе вдруг понадобится помощь, ты можешь в любой момент позвать меня. День или ночь — н-не важно. Понимаешь? Я решу. Любую проблему.
Он говорит почти то же самое, что и Король ночью. У меня даже озноб по спине прошёл. А может, это холодный ветер под ветровку забрался.
— Спасибо, Саша, — я действительно ему благодарна. Это так трогательно на самом деле. И… ценно. — Я сегодня уезжаю.
— Я провожу тебя.
Он понимает, что я избегаю эту тему, поэтому спокойно переключается туда, куда я его веду.
— Не нужно, правда. Мне хватит и родителей, — сдерживаю рвущийся изнутри смешок.
— Тогда созвонимся? — он неожиданно наклоняется и гладит соседского кота. Ласковая морда благосклонно трётся о его штаны, а потом и о ладонь.
— Да, конечно, — легко соглашаюсь я и хочу поскорее вернуться домой. И не потому, что на улице свежо. Мне бы разобраться в той чехарде, что творится у меня внутри. Мысли и чувства перемешались. Побыть бы в тишине немного и одиночестве.
— Береги себя, Таня, — говорит Ландау на прощание и, наклонившись, целует меня в щёку.
Это не братский поцелуй. Просто на большее он не решается. И вовсе не из-за робости, а потому что, видимо, чувствует: я сейчас не в том состоянии, чтобы страстно целоваться.
Он уходит не оборачиваясь. Я смотрю ему вслед и вдруг в виски болью бьются его последние слова.
Береги?.. Он что-то знает? О Кракене, например?..
Пространства вдруг становится слишком много. Я затравленно оглядываюсь по сторонам. Двор почти пуст, но за каждым кустом, деревом, в тени соседних домов мне чудится опасность.
Меня накрывает так сильно, что к подъезду я почти бегу. Главное сейчас — не оглядываться по сторонам. Не видеть ничего. Иначе не добегу. Не смогу. Упаду, сжимаясь в комок и закрывая голову руками…