Музыка жила во мне нераспустившимся бутоном. Противоречивым знаком вопроса. Я тяготилась музыкальной школой и скрипкой, но сами звуки не вызывали отторжения, а даже наоборот: я жила ими и страдала, когда слышала фальшивые ноты.
И я решилась. Поводила смычком, настраиваясь. Морщилась, как от зубной боли. Тогда мне казалось: скрипка не мой инструмент. Слишком уж плавающий звук, и так трудно добиться его чистоты.
Я не хотела опозориться перед Королём, поэтому выбрала то, что могла сыграть с закрытыми глазами.
Он слушал вначале безучастно. Словно застыл в невольничьей позе — ему лишь кандалов не хватало для достоверности. А позже, вздохнув, лёг, закинул руки за голову и прикрыл глаза.
И тогда стало ещё проще. Невольный зритель будто перестал существовать, и я отдалась на волю музыкальных волн.
Пальцы мои жили сами по себе. Они точно знали, куда нужно лечь, как прижаться к струнам, чтобы звук лился максимально чистый.
Акустика в тренажёрке была отвратная, но это не мешало ни мне, ни Королю.
Как только затихла печаль в бетховенском «Сурке», он приподнялся на локте и посмотрел на меня снизу вверх.
— Ты импровизируешь, знаешь? — голос его звучал глухо и хрипло. Гораздо глуше, чем обычно.
Я смотрела на него с испугом. Откуда?.. Никто не знал о моей маленькой тайне.
— Ещё. Сыграй ещё, — настойчиво просил он, и я перешагнула барьер. Выплеснула из себя то, что жило внутри, рвалось наружу ритмом, вязью звуков, зудело на кончиках пальцев и соединялось в те же, но немного другие мелодии.
Я видела, как горят глаза у Короля. Он воспрянул, будто его окатило живой водой. Словно силы, что покинули его, вернулись, наполнили энергией тело. Я не могла поверить, что сотворила с ним такое.
— Сколько тебе лет, Эль? — спросил Лео, когда я наконец присела на другом конце мата.
У меня тряслись колени и руки. Да я вся дрожала, будто промёрзла насквозь.
— Девять, — почти прошептала. Я боялась, что голос будет дрожать, как осенний лист на ветру. — С хвостиком, — добавила зачем-то.
— Тебе надо учиться, Эль. У тебя талант, — сказал и умолк. Погрузился в себя, снова склонив голову.
Он молчал, а я не могла. Я должна была знать. То, что о нём болтали, никак не вязалось с тем, что он говорил мне сейчас.
— Откуда ты знаешь? — прижала скрипку к груди. Я её так и не выпустила из рук. Голос гулко отразился от стен. Поскакал к высокому потолку. Туда, где толстым удавом висел канат.
Лео нахмурился и свёл брови, словно пытаясь понять, о чём я спрашиваю.
— Ну, об импровизации, о таланте, — поспешила пояснить и покраснела до корней волос, когда он кинул на меня насмешливый взгляд.
Но он не надо мной надсмехался. А, скорее, над тем, за кого я его принимаю.
Он ломал мои представления о Короле — парне, о котором шептались и рассказывали всякие невероятные истории.
— У меня мама — учитель музыки, — произнёс тихо-тихо, но я услышала. Точно так же, как уловила еле слышное слово, что прозрачным шёпотом слетело с его губ: — Была.
Глава 14
Лео
Настоящее время
Он проснулся рано — привычка. Терпеть не мог поезда. То ли дело машина… Но в этот раз выбирать не приходилось, да и капризничать Лео разучился рано.
Вдруг подумалось: чёрт с ней, с машиной. Даже хорошо: колёса поезда стучат, а на соседней полке спит Эль. Впервые за четыре года ему наконец-то было спокойно. Только раньше он этого не осознавал.
Он не вставал, чтобы не спугнуть её сон. Просто лежал и смотрел в потолок. Думал и прикидывал, пока мыслями не унёсся туда, откуда всё начиналось.
Десять лет назад
Он заприметил её, наверное, не сразу. Но сложно не заметить, что за тобой таскается тощая девчонка со скрипкой.
Он ей не мешал. И пацанам приказал не трогать. Пусть. Может, она в шпионов играет или ещё что. Лео забавляла её слежка.
В какой-то момент хотелось обернуться и напугать. Выкрикнуть что-нибудь дурацкое, вроде «Бу!», посмотреть, как она отшатнётся или начнёт улепётывать.
Что её тянуло к нему? Маленькая селёдка с косичками. Немного храбрая, но и отчаянно трусливая одновременно.
Случай с соседской собакой был именно случаем — не более. Но то, что она ему доверилась, прыгнув со стены, решило всё.
Больше Эль за ним не бегала. Он за ней ходил тенью, как маньяк, хотя у него и в мыслях не было ничего дурного.
Она просто отличалась. От пацанов и уличных понятий. От девушек, что вешались на него сами. От дома, где пахло безнадегой и нередко — алкоголем.