Ему двадцать восемь. Будет двадцать девять через несколько месяцев, в августе. За четыре года он ещё шире стал в плечах и, кажется, немного выше, чем я помню. Но, может, мне это только кажется. Такие мелочи с годами забываются.
Больше нет парня в вечных джинсах, футболках, кожаных куртках. На нём костюм. Брюки, пиджак. Светлая рубашка. Голубая? В темноте не понять.
Свет отражается в часах на запястье. Лео и часы? Это что-то новое.
Он… словно чужой. Как модель, сошедшая со страниц глянцевого журнала.
А я стою перед ним босая. В халате на голое тело, с мокрыми волосами, что свисают подсыхающими прядями.
— Как жизнь, Эль? — кажется, он спрашивает, лишь бы задать обычный дежурный вопрос. Как говорится: сто лет не виделись и на фига ж мы встретились. Будто ему нечего сказать, разве что выдавить вот эти ничего не значащие вопросы.
— У меня всё хорошо, — отвечаю заученно, как балаганный Петрушка. — Учусь, подрабатываю, на каникулах бездельничаю.
— Я видел, как ты целуешься у подъезда, — губы у Короля складываются в саркастическую усмешку.
Он легко пересекает комнату и падает в кресло. Моё любимое плюшевое кресло, где так удобно грезить и мечтать.
Я даже пугаюсь, когда он откидывает голову на изголовье. Вдруг мои мысли о нём перетекут ему в голову?
Я бы не хотела. Это только моё. Сокровенное. Тем более, что он не хотел бы их знать.
— Он тебя не обижает, твой ухажёр? — в голосе Короля сверкает хорошо отточенная сталь. — Ты только скажи, малая, и я ему голову откручу.
Вот это уже на него похоже. Опасный. Хищник. Любую преграду сметёт на пути. Мне всегда нравилась его целеустремлённость.
— Саша очень хороший, — спешу я заступиться за Ландау. — Добрый, чуткий, внимательный.
— Тошнотворный, как и все прилизанные маменькины сынки, — пренебрежительно фыркает Король, — которых тебе навязывают в надежде, что ты наконец-то обратишь внимание на положительного персонажа, а не…
— Не надо, Лео, — перебиваю я его.
Бреду к трюмо, нащупываю расчёску. Присаживаюсь на круглый пуфик лицом к человеку, от которого замирает и болит сердце. Сжимается от тоски.
Движения расчёски немного успокаивают. Зачем он пришёл? Поздравить? Подарить цветы? Миссия выполнена. Можно уходить. Но мне невыносимо думать, что он вновь ступит на карниз. Всё же второй этаж. А ему уже не девятнадцать и даже не двадцать один. Или он всё так же гибок, как и раньше?
Я по-прежнему боюсь высоты и собак. Ничего не изменилось. Разве что боязнь перестала быть панически-детской, когда я немного повзрослела.
Кажется, он следит за мной. Смотрит, как массажная щётка расчёсывает мои волосы. Но сказать наверняка я не могу. Для этого всё же нужно включить свет.
Я и хочу его видеть и нет. Но, наверное, предпочла бы трусливо сидеть во мраке. Лео решает проблему за меня: поднимается, потягивается. Шарит рукой по стене. Ищет выключатель и находит.
Я прикрываю глаза, чтобы не ослепнуть. Этой премудрости меня научил дед. Давно ещё, в детстве. Если не прикроешь глаза, то яркий свет ослепит и сделает беспомощной. Придётся моргать и ждать, пока нормальное зрение вернётся. Если успеешь закрыть глаза или спрятаться за рукой, будешь видеть сразу нормально.
Я делаю это, чтобы распахнуть глаза и увидеть Лео.
У него все те же густые волосы, но стрижка модная, дорогая. Да и весь он… недешёвый. Костюм на нём несколько тысяч стоит. И не рублей.
Я смотрю на него. Он смотрит на меня. И в его взгляде больше нет бархатного тепла, как раньше, как когда-то. Есть лишь холодный вежливый интерес, словно он пришёл от скуки проведать старую знакомую, а она ничем его не заинтересовала. Разочаровала — будет точнее.
Может, он ждал, что я кинусь ему на шею? Обрадуюсь до щенячьего визга и преданности в глазах? После всего, что было, вряд ли он надеялся именно на это.
Я слишком хорошо помню нашу последнюю встречу. И его слова. И то, что он тогда сделал — прогнал меня. Ему оставалось лишь ногой притопнуть, как делают, когда гонят собаку, которая привязалась и никак не хочет отстать — идёт и идёт следом. Как хорошо, что он этого не сделал. Я бы не простила.
— Ты выросла, Тань, — произносит наконец он. Но восхищения на его лице я не наблюдаю.
— А ты повзрослел, Лео, — мщу той же монетой.
Мы молчим. У нас дуэль взглядов.
Я смотрю, чтобы насмотреться. Кто знает, когда ещё он надумает явиться? Ещё лет через … — надцать?..
Он смотрит… и что-то такое тёмное мелькает в его глазах. Король сердится?.. Быть этого не может. Что его зацепило? Моё молчание? Сдержанность? Очень даже может быть.