Семья Генри тоже пополнялась детьми. По-прежнему девочками. Две из них, которых мой отец называл «незамужними тетушками», родились в 1888-м и 1891 годах, сначала Хелена Доротея, затем Клара. Вполне возможно, первый ребенок был назван в честь третьей дочери Виктории, принцессы Хелены, которая, похоже, очень нравилась Генри, а также в честь двоюродной бабушки, Доротеи Винсент. Второе имя Клары было Мэй. Я подозреваю, что имя выбрал Генри, поскольку будущую королеву Марию называли принцессой Мэй. После этих, четвертых, родов следует четырехлетний перерыв. Из-за того, что после рождения четверых детей Генри и Эдит больше не спали вместе, что в те времена было самым надежным способом контрацепции? Или зачатие происходило, но у Эдит были выкидыши? А может, детей просто не было — в такой загадочной области ничего нельзя исключить.
Королева Виктория, долго скорбевшая по принцу-консорту, в этот период своего царствования жила в основном в замке Осборн на острове Уайт. Генри часто приезжал туда, хотя и не в качестве главного врача. В 1889 году Джеймс Рейд сменил на этом посту сэра Уильяма Дженнера. Королева благоволила к Генри. В письмах к принцессе Фредерике, теперь императрице Фредерике, она называла его «мой дорогой сэр Генри» и «самый любимый из моих врачей». Не будет ли слишком смелым предположить, что она — несмотря на то, что никогда не признавала наличие гемофилии в семье, не говоря уже о том, что сама была носителем заболевания, — ценила знания Генри именно в этой области? То есть, несмотря на смерть принца Леопольда, королева верила в способность своего лейб-медика излечить болезнь, если та проявится снова? Как мы знаем, Генри при желании умел очаровывать женщин, а в отношении монарха — курицы, несущей золотые яйца, — такое желание не могло не возникнуть.
Я снова возвращаюсь к «альтернативному Генри», к заметкам в блокноте, сделанным микроскопическими буквами. Та, которую я цитирую, третья по счету, и тоже без даты. Она посвящена несбывшимся планам и — чего я меньше всего ожидал от автора — сексу.
Вчера я слышал, как один человек говорил о другом, что тот «разменял шестой десяток», и поэтому могу сказать о себе, что еще не разменял седьмой. Говорят, я многого достиг; действительно, подобно несчастному Макбету, я «всюду собрал так много золотых похвал» [33] , но я спрашиваю себя, каковы мои истинные достижения. Успех, восхождение на вершину моей профессии, что, несомненно, является признаком благородства, многочисленные труды, высоко ценимое благорасположение Ее Величества, прочная семья и четверо детей. Несмотря на все это, я, по сути, не сделал никакого нового открытия, а просто описал, тщательно и научным образом, открытия, сделанные другими. Используя метафору, вероятно, связанную с крестьянином и плугом, можно сказать, что я не распахал целину. Я сумел угадать некоторые аномалии и проявления болезни, но не смог научно подтвердить их. Провидение не дало мне возможности, на которую я так надеялся. Тут нет ничьей вины, но я неизменно воспринимаю это как жестокий удар.
Еще в молодости меня неудержимо притягивала кровь. Для меня в ней содержались загадочные коннотации с актом зарождения жизни. Невежество юности и отсутствие какого-либо опыта de sexu заставляло меня верить, что порождающая жидкость, которая передается от мужчины к женщине при этом акте, не что иное, как сама кровь, что именно эта алая субстанция истекает из мужского органа in uterum и что если зачатия не происходит, то мужская кровь изливается во время менструации. Не правда ли, более логичный процесс, чем тот, который имеет место в действительности?
Это убеждение оставалось со мной до начала занятий медициной. Теперь, с высоты своих лет, я смотрю на него с усталым удивлением. С тех пор прошло много времени. Другие люди совершали открытия: эволюция, источник яйцеклеток, типы партеногенеза, революционные достижения Листера в хирургии. Иногда мне кажется, что отстал лишь я один, хотя немногие смогли сделать больше меня, чтобы подготовить важный прорыв. Возраст не убил во мне амбиций, но я чувствую, как угасают жизненные силы.
Слова «восхождение» и «благородство» наводят на мысль, что Генри нацелился на титул пэра. Возможно, королева обронила какие-то намеки, хоть это и маловероятно. При первом прочтении его странные рассуждения о крови как семени вызвали у меня неловкость, а Джуд, которая пришла в ужас, представив, как кровь изливается из пениса во время эякуляции, говорит, что эта картина способна отбить у нее охоту к сексу и лучше бы я ей ничего не рассказывал. Генри, похоже, перенял у своей тещи привычку апеллировать к провидению, но как понимать слова, что его лишили возможности, на которую он надеялся? И что это за жестокий удар? Последняя строчка тоже меня озадачивает. Напиши такое наш современник, мы подумали бы только об одном: он устал и уже чувствует свой возраст. Но когда викторианцы говорили об «угасании жизненных сил», они имели в виду совсем другое. Похоже, Генри боялся, что становится импотентом.