После сборов, еще доучиваясь на последнем курсе, он как-то поддерживал отношения с капитаном Кольцовым, но после первой загранкомандировки их пути окончательно разошлись. Все, что у него осталось, был служебный номер Б-4 и обещание капитана помочь ему в любой беде, о котором тогда он немедленно забыл, так как по своей натуре был крайне осторожен и был стопроцентно уверен в своей способности не совершать роковых ошибок.
Пришло время собирать камни. Одевшись так, как он одевался на службу, и припудрив ссадину на лице, Алексей Владимирович вышел на улицу. Примерно понимая, люди какого уровня стояли за всем происходящим, он не рискнул пользоваться ни домашним, ни сотовым телефонами. К сожалению, старые добрые времена, когда можно было набрать номер, опустив в щелку медную монетку или никелевый десюнчик, давно прошли, и ему пришлось повозиться с карточкой, прежде чем что-то щелкнуло на другом конце линии и твердый мужской голос осведомился о цели звонившего, почему-то не сомневающегося в том, что в половине четвертого утра его безусловно соединят с человеком, услышав имя которого, дежурный невольно подбодрился и с бóльшим уважением, чем в начале разговора, попросил обождать минутку.
– Леха! Ты рехнулся звонить в такую рань? – голос говорившего был скорее радостный, чем выражал досаду. – Который час там, в Москве, у вас?
«Он не в Москве!» – подумал, теряя последнюю надежду, дипломат. Не зная, что говорить, он просто молчал и, не чувствуя боли, прижимал телефон к припухшему уху. Наконец сквозь сдавленную трубкой мембрану до него донесся уже посерьезневший голос:
– О’кей, раз звонишь мне, значит, припекло. Далеко оперативная машина? – обращались явно не к нему, и Алексей Владимирович просто промолчал.
– Выехала на адрес таксофона сразу после звонка, как положено по протоколу, – голос незнакомого мужчины раздавался совсем близко и, видимо, принадлежал принимавшему звонки дежурному, – находится на подъезде, точное время тридцать пять секунд.
– Добро, действуйте по инструкции! – и, уже обращаясь к своему старому товарищу, Кольцов менее официальным тоном продолжил: – Сейчас подъедет машина, садись в нее смело, они получат пояснения – обращаться с тобой, как с моим лучшим другом. Увидимся днем. Отбой.
Из трубки доносились короткие гудки, а он так и продолжал смотреть на нее, когда рядом остановилась неприметная легковушка и выскочивший из нее оперативник, открыв заднюю дверь, ловко усадил его на заднее сиденье и сам плюхнулся рядом, быстро, но вежливо. Видимо, указания были уже получены.
Ждать появления старого знакомца пришлось неожиданно долго после таким вихрем закрутившихся событий. Вечерело, и зимние сумерки уже начали опускаться на засыпанную снегом Москву. Ничего не евший почти сутки, кроме шоколадных конфет и печенья, насыпанных в вазочку на журнальном столике в квартире, куда его привезли еще затемно, Алексей Владимирович почувствовал сосущую боль в желудке – верный признак его хронического гастрита. Когда наконец приехавший Кольцов открыл дверь и, полный энергией, радостным возгласом поприветствовал сидящего в полумраке, тот даже не сразу отвел взгляд от телевизора, в экран которого он бессмысленно смотрел остекленевшим взглядом. Они не виделись четверть века, и если бывший капитан, теперь явно занимавший более влиятельную должность, почти не изменился внешне, разве что черты его лица стали еще более угловатыми и руки, казалось, выросли еще длиннее, то бывший курсант походил скорее на старца, жить которому осталось не больше месяца. Сергей, одним взглядом оценив ситуацию, отметил про себя ссадину под глазом и опухшее ухо молчаливо сидевшего в кресле и как будто парализованного Алексея. Сделав знак вошедшему вместе с ним мужчине не включать верхний свет, он снял пальто, бросил его на край кожаного дивана, стоявшего возле дальней стены, и не произнес ни слова, пока тот не закончил рутинную проверку помещения на наличие жучков.
– Надеюсь, это не от ревнивого мужа! – садясь в кресло напротив, он вытянул руку и, почти касаясь лица собеседника, потыкал пальцем, указывая на начавший наливаться желтизной с зеленоватым оттенком синяк.
Только после этих слов Алексей пришел в себя и начал рассказывать все перипетии своих злоключений, не особенно придерживаясь хронологии и по-своему трактуя причинно-следственные связи. В его профессионально деформированном сознании краеугольным камнем свалившихся на него несчастий был отзыв его с должности посла, где он, работая по шестнадцать часов в сутки, делал все для успеха левых. Все было очень запутанно и абсолютно непонятно, пока не прозвучало название банка.