— Я буду дома через минуту, — говорит папа. — Мне надо кое-что достать из машины.
Домой я шагаю легко и беспечно. В гостиной с трудом сдерживаю себя, чтобы не пуститься вприпрыжку мимо мамы, читающей на диване газету. Рядом с ней сидит Дэвид — он поставил кассету и теперь ждет конца превью, не зная, куда девать руки от нетерпения.
— Хорошо провела время? — спрашивает мама. Страницы газеты шуршат, когда она ее складывает. — Кристи производит приятное впечатление.
Я киваю.
Дэвид хлопает ладонями по коленям: «Возрастные ограничения! Остросюжетный боевик!»
— Джейсон хотел тебя видеть, — говорит мама. И вся моя радость улетучивается, как воздух из продырявленного шарика.
— Он так сказал?
— Ну, вообще-то он сказал: «Передай Кэтрин, кто не пришел — тот вонючка».
Мама смотрит на меня поверх очков взглядом «чтобы-все-это-значило-юная леди?».
— А кто такой Джейсон? — спрашивает папа, появившись в дверях с ехидной ухмылкой.
— Это мальчик из центра, куда Дэвид ходит на трудотерапию.
Папины брови лезут на лоб, а я закатываю глаза.
— Да просто мальчик, а не молодой человек или типа того.
— Да, чуть не забыла, Джейсон просил тебе кое-что передать, — говорит мама. — Посмотри там в пакете на кухонном столе.
— Детям до тринадцати! — выкрикивает Дэвид. — Обращаем особое внимание родителей!
Я нехотя тащусь на кухню, хотя на самом деле мне любопытно. На столе лежит бумажный пакет, я не глядя засовываю в него руку.
Пальцы касаются чего-то щекочущего и прохладного. Я вытаскиваю из пакета большой пучок морковки вместе с ботвой.
Развязывая пучок, я представляю, как Мускат и Корица, шурша опилками, подходят к поильнику.
Я с треском разламываю морковку пополам.
В другом конце коридора раздается сумасшедший визг. Потом вопль: «Свиньи, молчать!!!»
Когда я подхожу к своей комнате, Дэвид уже стоит в дверях, прикрыв уши руками.
— Прости, — потеснив его, я прохожу в комнату. — Иди и смотри кино. Они сейчас перестанут.
Отталкивая друг друга, Мускат и Корица буквально лезут на стену.
Прочь с дороги, толстяк!
На себя посмотри, чучело! Эта морковка моя!
Я бросаю кусочки морковки в клетку, и беспокойная возня постепенно стихает, под конец уступая место довольному пофыркиванию и хрусту.
Меня начинают мучить угрызения совести. Почему наша жизнь не может быть проще — как у морских свинок? У них всего несколько правил:
Но я могу загладить свою вину перед Джейсоном во вторник.
Я уже знаю, как это сделать.
Все полезно, что в рот полезло
Во вторник я беру с собой в клинику то, чего никогда раньше не приносила. Ради этого мне приходится оставить верх рюкзака открытым и не болтать его на плече, а бережно нести в руках.
Когда я вхожу, Джейсон уже на месте: его кресло стоит возле дивана, где я обычно сижу.
— Привет, — усевшись рядом, я пристраиваю рюкзак на коленях. — Спасибо за морковку.
Нравится? Морская свинка.
— Они решили, что это просто Обалдеть! На самом деле…
Тут я полностью расстегиваю молнию рюкзака.
Оттуда нетерпеливо высовывается пушистая мордочка. В чем дело? И вообще, что у нас на обед? Сухой корм? Морковка? Это что у них тут — ковролин, что ли?
— Это Корица, — объясняю я, прижимая ее к груди. — И она говорит: «Спасибо за морковку».
У Корицы шоколадные завитушки шерсти, блестящие темные глазки и миролюбивый характер. Я решила, что из двух моих морских свинок она более спокойно отреагирует на неожиданные звуки и движения Джейсона.
Губы Джейсона расслабляются.
— Хочешь взять ее на руки? — спрашиваю я. — Она может завизжать, но не укусит.
Обалдеть!
Корица шагает по разговорнику Джейсона. Принюхивается и наваливает кучу прямо на Грузовик.
— Извини! — я бросаюсь к столу администратора за салфеткой. — Корица! И это вместо того, чтобы сказать «привет»!
Большой. Привет.
Я вытираю страницу.
— Можешь повторить?
Большой. Привет.
— А ты шутник, — открываю наружный карман рюкзака. — Да, кстати, я принесла тебе новые слова.
Подняв взгляд, я вижу, что Джейсон поглаживает Корицу по спинке кончиками пальцев. Стиснув зубы, он изо всех сил старается контролировать свои движения, чтобы не испугать ее. Отведя руку в сторону, он весь дрожит.
Я делаю вид, что не замечаю этого, боясь его смутить.
— Первое слово — «шутка». Я подумала, что ты можешь пользоваться этим словом, когда шутишь или иронизируешь, чтобы твой собеседник наверняка понял, что ты это не всерьез.