— Такие часы стоят десять тысяч франков. А остальное? Одежда? Косметика? Скажи мне, Симона, что, по-твоему, мы там выясним?
Она задумалась:
— Не… не знаю.
Джонатан заметил на своей куртке кровавое пятно. Он не знал, его это кровь или одного из полицейских. Не важно, все равно противно. Сбросив куртку, он швырнул ее на капот и тут же почувствовал пронзительный холод.
— Достань мне, пожалуйста, свитер.
Симона принесла из машины кашемировый подарок:
— Держи…
Из свитера на снег выпал конверт. Взглянув на Симону, Джонатан поднял его. Обычный белый конверт, но тяжелый. Он сразу догадался, что в нем. Джонатан вскрыл конверт. Деньги. Куча денег. Тысячефранковые банкноты. Совсем новенькие, еще хрустящие.
— Боже! — Симона затаила дыхание. — Сколько же здесь?
— Сто, — сказал он, пересчитав деньги.
— Сто чего?
— Сто тысяч швейцарских франков.
«У меня есть заначка». — говорила Эмма.
— Ты шутишь. — Симона нервно рассмеялась.
— Теперь понятно, — произнес Джонатан.
— Что понятно? — спросила Симона.
— Зачем полиции понадобился этот чемодан.
Убрав банкноты обратно в конверт, Джонатан сунул его в карман. Оставалось выяснить, откуда полицейские узнали, что за багаж прибыл в Ландкварт, и еще важнее — по крайней мере для Джонатана, — с какой стати Эмма ждала прибытия такой огромной суммы.
Налетевший порыв ветра стряхнул с веток снег. Дрожа от холода, Джонатан натянул свитер. Роскошный кашемир плотно облегал грудь и плечи, но рукава оказались коротки.
Свитер предназначался другому.
16
— Нет, вы видели? — возмущался министр юстиции Альфонс Марти, когда фон Даникен вошел в его кабинет. — «Нойе цюрхер цайтунг»! «Трибюн де Женев»! «Тагес-анцайгер»! — Он вырывал сообщения, приходившие по телетайпу, и мял их в кулаке. — Ну прямо все газеты в стране хотят знать, что вчера случилось в аэропорту.
Фон Даникен снял плащ и перекинул его через руку.
— Что вы им сказали?
Марти бросил скомканную бумагу в мусорную корзину.
— Без комментариев. Что еще я мог сказать!
Кабинет на четвертом этаже Бундесхауса был ни много ни мало роскошным. Высокие своды с золоченой лепниной украшала роспись на сюжет Вознесения Христова. Восточные ковры оттеняли полированный паркет, а письменный стол из красного дерева размерами был под стать алтарю в соборе Святого Петра. Зато старинное деревянное распятие на стене свидетельствовало о том, что, вообще-то, Марти простой смертный, как все.
— Так когда они улетели? — никак не мог успокоиться министр.
— Сразу, как только починили двигатель, — ответил фон Даникен. — В семь утра с минутами. В качестве порта назначения пилот указал Афины.
— Очередная куча дерьма, которую американцы хотят заставить нас с улыбкой проглотить. «Решительное нет американской практике чрезвычайной экстрадиции на европейской почве» — я же провозгласил это незыблемым принципом работы нашего министерства. Рано или поздно кто-нибудь проболтается прессе, и меня забросают тухлыми яйцами. — Марти печально покачал головой. — На борту был заключенный. Я уверен. «Оникс» не мог ошибиться.
Трехсотфазные антенны «Оникса», установленные на горном склоне над городком Лойк в долине Роны, перехватывают все сигналы по гражданским и военным каналам связи, проходящие через спутники на геосинхронной орбите Земли. Программа автоматически «фильтрует» полученные данные, выискивая по ключевым словам информацию первостепенного значения. В данном случае к ключевым словам относились «Федеральное бюро расследований», «разведка» и «заключенный». И вот вчера в четыре пятьдесят пять утра «Ониксу» повезло.
— Прошлой ночью я просматривал данные перехвата, — продолжил Марти. — Имена. Маршруты. Всё здесь. — Он бросил на стол кожаную папку.
Фон Даникен открыл ее и принялся изучать содержимое. В папке лежала копия факса, посланного из сирийского консульства в Стокгольме в сирийское разведуправление в Дамаске: «Пассажирская ведомость: транспортировка заключенного № 767». В списке значились имена первого и второго пилота и еще два имени, уже знакомые ему, — Филип Паламбо и Валид Гассан.
— Маркус, обратите внимание на время. Факс передали после того, как самолет взлетел. Гассан находился на борту. Ни на секунду не поверю, что Паламбо выбросил его над Альпами. Знаете, что я думаю? Кто-то предупредил господина Паламбо, что мы собираемся обыскать самолет. Я бы хотел, чтобы вы занялись этим вопросом.