— Но Дима же на это все зарабатывал. Соломоновна, ты же знаешь, сколько это все стоит.
— Знаю. Но все равно не воспринимай себя, как паразитку, что на шее мужа сидит. Да только списаться с этими всеми клиниками за границей — это ж сколько времени и сил! Тебе же пришлось английский из-за этого выучить! И ведь вызубрила. А как? Ночами сидя возле Сережи. Он ведь у тебя почти не спал. И при этом еще умудрялась из ателье работу на дом брать, когда Дима еще не успел на ноги встать. Так что это еще вопрос: кто больше пахал?
— Всё так, Виолочка. Но я виновата и знаю это. Дима прав: мой грех. И мне его никогда не искупить.
— Никогда с тобой не соглашусь. Ты посмотри! — она вытащила из шкафа шубку из норки, черное длинное пальто и светлое полупальто. — Твой босяк, конечно, сволочь. Но он никогда не экономил ни на тебе, ни на ребёнке. И имея вот это все, ты ходишь в старье. Так что ты от него хотела? Ты знаешь, что мужики, как дети малые, любят, когда у них красивые игрушки? Ну не хватило у Бога на них мозгов. Отвернулся в тот момент, когда эти мозги в тазу варились. С кем не бывает? Вообще всем мужикам можно дать одну фамилию: Шумахер. Потому что шума много, а толку — как во второй части слова.
Но нужно же работать с тем, что есть! И нужно быть справедливой: Дима не жмот.
— Это да, Виола. Не жмот.
— Уже легче. Хоть одну хорошую черту мы в нем нашли. И эта не та черта, что делит задницу напополам. Пойдем чай пить.
Она пошла на кухню, села на стул, решительно отодвинула хлебницу и сказала:
— А теперь я имею до тебя главный вопрос: ты деньги скопила? В стороне? Чтобы Дима про заначку не знал?
— Нет, зачем? — я налила чаю в две большие керамические кружки. — У нас все общее. Дима давно открыл мне отдельный банковский счет и туда деньги переводил со своего.
— Ага, значит к его счету у тебя доступа нет?
Я опустилась на стул. Только сейчас я поняла, что она права: все деньги были у Димы. Моих на счету хватало на еду, одежду, лекарства Сереже и прочие повседневные расходы. Но мне их не хватит, если вдруг начну самостоятельную жизнь.
— Соломоновна, мне и в голову не приходило, что будет вот так, — я заплакала. — Он же такой надежный всегда был. Мы же с ним вместе…
Соломоновна обняла меня и положила мою голову себе на грудь.
— Ой, дурочка моя! Какие же мы все дурочки! Вот вроде же умные, образованные более-менее, а все равно дуры. Особенно твое и мое поколение. Эти мелкие девки нынешние — они хваткие, как акулы. Еще перед замужеством брачные контракты заключают. Вытаскивают из мужиков квартиры, машины, Мальдивы и шубы на рыбьем меху. А мы все о любовях, о чувствах, о детях. Ой, горе мое! — она начала меня качать, как ребенка.
— Что мне делать, Соломоновна? Ты же мудрая. Подскажи! — заливаясь слезами, я рассказала ей о нашей сегодняшней ссоре и предложении Платона.
— Значит так, шкильда-селёдка, лови ушами моих слов. Дело наше такое бабское: всю жизнь под мужиками. А там как повезет. Ты денег не скопила. А тебе уходить нужно от твоего босяка. Если не хочешь, чтобы сын совсем дурной стал. Оно так всегда начинается: сначала куском хлеба попрекает, потом и ребёнка отберет. А это в твоем случае очень легко. Как только он социальной опеке расскажет, почему Сереженька болен, ему сразу сына отдадут. К раввину и гадалке не ходи! Это еще будет большое счастье, если тебе с дитенком видеться позволят. Но опека будет у твоего мужа. Он же всё расскажет в таких подробностях, шо у них заплачет не только бумага, но и те бревна вместе с лесоповалом, на котором эти самые бревна пилили. Еще и в суд с адвокатом наперевес явится. Адвоката возьмет дорогого, из наших: Либермана, Циммермана и прочих Гольденбергов. Тот уже расстарается вовсю. Так расчешет нервы судье, шо он будет, как Гагарин, лететь из зала суда. Я так разводилась со вторым мужем. Он мне вытащил аппендицит через голову и сделал эту голову беременной. До сих пор так и не поняла: это был погром или ограбление?
Я заплакала еще громче.
— Ша, девочка, тише! Сына испугаешь. Ребенок и так на нервах! Ой, бедные вы мои, бедные! — она вдруг заплакала вместе со мной. — Что вы от него имеете! Вырванные годы он вам сделал, этот бандит!
Так мы ревели на кухне вдвоем. Соломоновна первая пришла в себя.
— Так, слушай сюда, давай думать, что мы имеем с гуся. Всё плохо, согласна. Но во всем плохом есть и хорошее. Вот тебе бог дал шанс: работу новую, мущинку не женатого. Платон этот на лицо не поганый?
— Нет, — всхлипнула я.
— А какая у него тазобедренная композиция?
— Виола, ты что? Я туда не смотрела! — я аж плакать перестала от шока, который вызвал ее вопрос.