– Знает только Дарфилд, и он боится последствий для других банков, если о ваших махинациях станет известно сейчас, в свете последних событий в Сити. – Хейден слишком часто за последние два дня представлял себе ужас вкладчиков. Предполагалось, что фондам, деньгам, хранящимся в виде трастов, охраняемых государством, ничто не угрожает. Именно с этих денег выплачивалась рента немыслимому количеству женщин, слуг, младших сыновей и дочерей. Банки лишь хранили эти деньги для клиентов. И кризис никак не должен был сказаться на их сохранности.
Тимоти Лонгуорт подделал подписи вкладчиков, нарушив тем самым неприкосновенность фондов, и присвоил их капитал. Если о его махинациях станет известно сейчас, паника в Сити возрастет вдесятеро.
– О чем только, черт возьми, вы думали, Лонгуорт?
– Я сделал это для банка. Мы были уязвимы. Резервов не хватало. Я сделал это, чтобы защитить депозиты…
– Нет, черт возьми! – сорвался на крик Хейден. – Вы поступили подобным образом, чтобы купить этот дом, этот сюртук и экипажи, на которых вы разъезжаете со своей весьма дорогой любовницей.
Тимоти зарыдал. Сконфуженный Хейден отвернулся и посмотрел в окно.
Там в саду в его сторону посмотрели похожие на фиалки глаза, а потом вновь сосредоточились на лентах и соломенной шляпе. «Глаза прохладного оттенка, похожие на фиалки, и соблазнительная фигура, таящая в себе неземное блаженство», – именно так сказал Бенджамин о мисс Уэлборн, будучи навеселе. Не совсем уважительно, но в его голосе улавливалась привязанность, поэтому слова Хейдена отчасти оказались правдой. Когда он увидел ее реакцию – навернувшиеся на глаза слезы и мечтательно-нежное выражение лица, – он пожалел, что вообще рассказал ей об этом.
Мисс Уэлборн нельзя было назвать красавицей, но глаза делали ее лицо незабываемым. Их необычный цвет сразу привлекал к себе внимание, и только потом собеседник замечал, что в них отражается сильный характер и недюжинный ум. В них также читался большой житейский опыт, словно эта женщина слишком хорошо была знакома с реальностью. Под безжалостным взглядом этих глаз Хейден на мгновение забыл об ужасной миссии, приведшей его в этот дом.
«Ее губы напоминают розу и кажутся необыкновенно сладкими, словно их окропили нектаром». Очевидно, Бен играл не только с чувствами мисс Уэлборн. Но Хейдена это не удивило. Преисполненному жизни Бенджамину Лонгуорту удавалось заводить ни к чему не обязывающие отношения со многими женщинами.
Роузлин и Ирен Лонгуорт, сестры Бена, сидели на освещенной солнцем скамейке вместе с мисс Уэлборн. Старшая с темными золотистыми волосами, светлой кожей и нежным лицом была очень красива. Ее красота бросалась в глаза, а гордость не знала границ. Младшая сестра выделялась длинными белокурыми локонами и по-детски хрупкой фигуркой.
Хейден ощутил рядом с собой чье-то присутствие. Лонгуорт поднялся с оттоманки и встал рядом. Он тоже смотрел на трех женщин в саду.
– О Господи, когда они узнают…
– Клянусь, они никогда не узнают правды от меня. Если нам удастся спасти вашу шею, скажете им все, что считаете нужным. Фальсификатору и вору не составит труда состряпать более или менее правдоподобную ложь.
– Спасти мою… А это возможно? О Господи… все, что…
Хейден дождался, пока Лонгуорт вновь возьмет себя в руки.
– Сколько, Лонгуорт?
Молодой человек пожал плечами.
– Может, двадцать тысяч. Я не хотел. Правда. Сначала я взял деньги как бы взаймы, чтобы уплатить внезапно возникший долг…
– Я спрашиваю вас не о том, сколько вы украли, а о том, сколько у вас есть.
– Сколько есть?
– Ваш единственный шанс – вернуть деньги. Каждому обманутому клиенту. Для этого нужна вся ваша наличность и долговые расписки.
– Но это означает, что им нужно все рассказать!
– Если они ничего не потеряют, то…
– Стоит одному вкладчику заговорить об этом, и меня сразу…
– Повесят. Вы правы. Для этого хватит и одной подделанной подписи. Вам остается надеяться лишь на то, что возмещение убытков удовлетворит обманутых вкладчиков, и они поймут, что только молчание обеспечит это возмещение. Я замолвлю за вас словечко. Это может помочь.
– Выплатить деньги им всем? Я буду разорен. Окончательно разорен!
– Вы будете живы.
Лонгуорт вцепился в подоконник, чтобы успокоиться. Он вновь посмотрел в сад, и его глаза затуманились слезами.
– Что я им скажу? А что будет с Алексией? Если нам придется жить на доходы с ренты и если мне придется пустить в дело и их, чтобы возместить убытки, я не смогу ее содержать. – Лицо Лонгуорта вытянулось.
Хейден догадался, в чем дело.
– Вы украли и ее жалкое наследство? Я не проверял мелкие счета.
Лонгуорт побагровел.
– Вы негодяй, Лонгуорт. Вы должны на коленях благодарить Господа за то, что меня обязывает помочь вам долг чести перед вашим покойным братом.
Но Тимоти не слушал. Его глаза остекленели и померкли, когда он заглянул в будущее.
– В этом сезоне должен был состояться первый бал Ирен, и…
Хейден закрыл уши, не желая слышать скорбных причитаний Тимоти. Он нашел возможность спасти ему жизнь и избежать разоблачения, которое могло вывести ситуацию в Сити из-под контроля. Но он не мог спасти Лонгуорта от неминуемого банкротства.
Внезапно Хейдена охватила невероятная усталость. Ведь всю ночь он провел за расчетами и размышлениями, кипя от гнева.
– Сядьте. Я скажу, сколько нужно, и мы решим, каким образом вы возместите эту сумму.
Глава 2
Разорен.
Это слово повисло в воздухе, и в комнате воцарилась тишина. У Алексии кровь застыла в жилах. Тим выглядел ужасно. Он удалился в свою спальню сразу после отъезда лорда Хейдена, но встал с постели вечером. Он пригласил в библиотеку Алексию и сестер и сообщил им ужасную новость.
– Но как, Тим? – спросила Роузлин. – Так ведь не бывает. Человек не может просто так выйти из дома, – она обвела рукой библиотеку, – чтобы вернуться уже без гроша.
Тимоти прищурился, и в его голосе зазвенела горечь.
– Может. Если лорд Хейден так решил.
– Лорд Хейден? – переспросила Алексия. – Но какое он имеет к этому отношение?
Тимоти в полном изнеможении уставился в пол.
– Он забрал из банка вклады семьи. Наших резервов не хватило, чтобы выплатить ему всю сумму, и мне пришлось заложить все, что у меня есть, чтобы восполнить резервы. Дарфилд тоже внес свою долю, но его карманы глубже. Он выплатил часть моего долга, взамен забрал мое место в банке, но и этого оказалось недостаточно.
Алексия с трудом сдерживала кипевшую в душе ярость. Не все ли равно Ротуэллу, где лежат его деньги? Он должен был понять, чем обернется для Тимоти – для всех них – его решение. Он вошел в этот дом с намерением разрушить будущее семьи Лонгуорт.
– Мы справимся, – произнесла Роузлин. – Будем жить более экономно, а мясо есть всего два раза в неделю, уволим несколько слуг.
– Ты что, не слышишь? – рявкнул Тимоти. – Я сказал, что разорен. У нас не будет ни слуг, ни мяса. У меня ничего не осталось. У нас ничего не осталось.
Роузлин словно лишилась дара речи, не могла вымолвить ни слова.
– Значит, у меня не будет дебюта? – нахмурилась Ирен.
Тимоти зло рассмеялся:
– Дорогая моя, тебя вообще не будет в Лондоне! Мерзавец забрал наш дом. Теперь он принадлежит Ротуэллу. А мы отправимся в лачугу, которая еще осталась у нас в Оксфордшире, чтобы подохнуть там с голоду.
Ирен разрыдалась, а Роузлин в оцепенении взирала на брата. Смех Тимоти превратился в кваканье, перемежающееся с рыданиями.
Страх закрался в сердце Алексии. Тимоти ни разу не взглянул на нее с того самого момента, как она вошла в библиотеку.
Наконец Роузлин обрела способность говорить.
– Тимоти, мы опять можем жить в деревне. У нас есть дом и немного земли. С голоду мы не умрем.
– Будет хуже, чем прежде, Роуз. Ведь у меня долги, которые нужно отдавать. На это уйдет добрая часть ренты.
Алексию бросало то в жар, то в холод. То, чего она так боялась с того самого момента, как умер ее отец, свершилось. Девушке с огромным трудом удавалось сохранить самообладание.