– Ты сказал, что у тебя дурное настроение. Что-то случилось во время ужина?
Хейден не ответил. Вот теперь ее расспросы действительно оказались некстати. Они вновь ввергли Хейдена в уныние. Мужчина надавил на плечо жены, заставляя ее лечь.
– Нет. Мне испортило настроение кое-что другое. Визиты, которых нельзя было избежать. Существует опасность, что мое настроение не улучшится в последующие несколько дней. Если я не приду к тебе, значит, мне лучше побыть одному. – Хейден принялся развязывать ленты халата Алексии. – Но я рад, что сегодня ты не оставила меня в одиночестве.
– Расскажи мне о своей семье, – попросила Алексия.
Все еще пребывающий в стране грез Хейден услышал спокойную просьбу жены. Обычно они почти не разговаривали в постели, но сегодняшняя ночь началась иначе, чем все предыдущие. Должно быть, именно поэтому слова Алексии прозвучали вполне естественно, выведя Хейдена из состояния расслабленного удовлетворения. И все же какая-то часть его сознания оставалась погруженной в мир чувственного наслаждения. И Хейден не собирался покидать этот мир, пока необходимость не заставит его вернуться в реальность. Потому что там, в реальности, его ждали малоприятные вещи. Он посмотрит им прямо в лицо, когда придет время, но не теперь.
Он приподнялся, чтобы вес его тела не раздавил Алексию окончательно. Сегодня он не стал экспериментировать. Не стал обучать Алексию ничему новому. Интересно, почувствовала ли она, что он замешкался сегодня только потому, что дурное настроение одолевало его слишком долго, даже заставив забыть о желании.
– У меня очень много двоюродных братьев и сестер, с которыми ты скоро познакомишься.
Алексия слегка выгнулась, напоминая мужу о своем существовании. После занятий любовью они с легкостью забывали о своих телах.
– Я имела в виду твоих братьев и родителей.
– Ты уже познакомилась с моими братьями. – Хейден хотел поставить на этом точку, но, возможно, Алексия заслуживала того, чтобы получить кое-какие объяснения. Очень скоро местные кумушки начнут потчевать ее сплетнями. Если уже не начали.
– Я тебе завидую. У меня был брат, который умер очень рано. За год до смерти моей матери. Мне бы хотелось, чтобы мое детство было не таким одиноким.
– Мы становились союзниками, когда нам это было выгодно. Но не против матери, очень доброй и мягкой.
Алексия не стала ничего уточнять, но Хейден представил, что ей могли наговорить. Он не хотел, чтобы у Алексии сложилось превратное впечатление о его матери. Если бы эти две женщины встретились, они непременно понравились бы друг другу.
– Она была немного эксцентричной и порой надолго замыкалась в себе. В последние годы жизни она вообще не выходила из дома.
– Я слышала, она была писательницей.
Так и есть. Алексию уже успели просветить.
– И неплохой. Хотя мой отец запретил ей издаваться. Он считал, что это неприлично.
– Возможно, полагал, что в своих произведениях – будь то поэзия или проза – она выставит себя напоказ?
Возможно, и его тоже. Холодную непреклонность и жестокое удовлетворение, с которым он взирал на то, как несчастна его жена. Именно этого он и боялся.
Перед глазами Хейдена всплыла картина, которую он силился забыть. Вот перед ним темная комната. За столом с пером в руке сидит женщина, склонившись над листком бумаги. Ее взгляд всегда был ясным и осмысленным, когда она писала. Более того, в нем горела радость оттого, что она может посетить другой, лучший, мир.
«Посмотри на нее, мой мальчик. И никогда не забывай того, что увидел. Она несчастна. И это результат неразумных поступков, навеянных эмоциями».
Хейден прочитал записи после смерти матери. Он обнаружил необыкновенной красоты стихи, наполненные оптимизмом. Они раскрывали ее совсем с другой стороны, но Хейден не видел этого раньше из-за ее отчужденности. На какое-то мгновение, показавшееся ему вечностью, он возненавидел мужчину, заставившего замолчать этот голос.
– Она удалилась от мира и от нас, но она не сошла с ума. Не думай, что наша кровь испорчена болезнью.
Алексия не стала возражать и утверждать, что никогда не интересовалась его прошлым. Она вообще ничего не говорила. Возможно, грубый тон Хейдена заставил ее замолчать.
Она просто повернулась к мужу и нежно его поцеловала.
Глава 16
Саттонли принял Хейдена в своей просторной гардеробной. В этой комнате с потолком, украшенным золотыми узорами и картинами с изображениями нимф и сатиров, он курил сигары и обменивался последними новостями с ближайшими друзьями.
– Ты довольно рано, Ротуэлл. Видимо, приехал по делам.
– Да.
– Проблемы с капиталовложениями в новое предприятие?
Хейден сел на мягкий диван невероятных размеров. Комната напомнила ему о его визитах сюда много лет назад, когда Саттонли еще не унаследовал титул. Эта гардеробная была берлогой Саттонли, куда тот приводил товарищей и коротал с ними долгие ночи за выпивкой и картами.
– Я приехал поговорить о Бенджамине Лонгуорте. У меня были причины на то, чтобы после его смерти узнать о состоянии его финансов. Я помогал банку оценить состояние и долги Тимоти. В процессе всплыло имя Бена.
– Тимоти Лонгуорт претендовал на звание банкира. Так что он мог сам все это сделать.
Хейден проигнорировал справедливость этого замечания.
– Вчера я узнал, что у Бена был счет в Банке Англии.
– Забавно. Он не доверил деньги своему собственному банку, но ожидал этого от всех нас.
– Это был необычный счет, открытый для необычных целей. Деньги переводились на него на короткое время, а потом снова снимались. Иногда Бен снимал наличные, но он также выписывал чеки многим людям, в том числе и тебе.
Слабая улыбка свидетельствовала об изумлении Саттонли.
– Копайся в финансах Лонгуорта, сколько душе угодно, Ротуэлл, только не лезь в мои дела.
Хейден поднялся с дивана и прошел вдоль стены, увешанной полками красного дерева с многочисленной коллекцией камней и перьев. Будучи студентом, Саттонли очень интересовался естественными науками, но много лет назад удовольствия Лондона отодвинули хобби на второй план.
Хейден взял с полки слоистый красный камень, который они привезли из путешествия в Озерный край.
– Несколько лет назад ты положил в банк Лонгуорта и Дарфилда деньги, не так ли?
– Незначительную сумму. Благородный жест. Небольшая помощь другу друга.
– Но в отчетах говорится, что ты вскоре закрыл счет.
– Я решил, что не обязан помогать другу друга, которого считаю до неприличия нудным. И потому закрыл счет.
– И все же на протяжении нескольких лет Бен передавал тебе деньги.
– Это были его личные деньги для уплаты долга.
– Он выписывал тебе только чеки? Или передавал наличные тоже?
– Ты считаешь благоразумным продолжать в том же духе, Ротуэлл? Совать нос в дела двух старых друзей?
Хейден был уверен, что это неблагоразумно. Однако знал, что должен добавить красок к новому портрету Бенджамина, нарисованному воображением. Сейчас этот портрет представлял собой примитивный невыразительный набросок, карикатуру на преступную алчность и безысходность. Хейден с трудом узнал лицо друга.
– Ты положил на счет в банке Бенджамина тысячу фунтов. А чеков было выписано на пять тысяч. Еще большая сумма была снята наличными через равные промежутки времени. В общей сложности ты получил пятнадцать тысяч.
Саттонли глубоко вздохнул, откровенно скучая.
– Я не разделяю твоего увлечения цифрами. Кого волнуют наши отношения с Беном?
– Меня.
– Вот незадача. Он умер и не сможет удовлетворить твоего любопытства.
В ленивом тоне Саттонли прозвучали нотки самодовольства. Они заставили Хейдена отвлечься от коллекции камней и взглянуть на друга.
Поза Саттонли свидетельствовала о том, что разговор не представляет для него никакого интереса. На его лице застыло скучающее выражение, но глаза горели недобрым огнем. В них читался гнев, а еще предостережение и настороженное лукавство.