– Думаю, дня три.
Опершись о дверцу экипажа, Хейден скрестил на груди руки. Недобрый знак.
– Два дня, Алексия. Два дня.
– Но как только начнется сезон, я несколько месяцев не смогу увидеть сестер. Даже четырех дней будет недостаточно.
– Четырех? – На лице Хейдена появилась насмешливая улыбка. – Я не собираюсь спать в одиночестве целых четыре ночи.
– Постараюсь устроить все так, чтобы ты не скучал по мне слишком сильно. Завтра, сразу после ужина, ляжем спать.
При упоминании о долгой ночи, полной наслаждений, Хейден тотчас же забыл о том, что хотел слегка пожурить Алексию. Взгляд, которым он одарил ее, вызвал восхитительный трепет в самых потаенных уголках ее тела. Алексия даже опасалась, как бы муж не овладел ею прямо в экипаже.
– Раз уж ты намерена сделать так, что мое согласие будет стоить нескольких дней одиночества, возможно, я позволю тебе задержаться на три или четыре дня.
Она сделает так, что Хейден ни о чем не пожалеет.
– Вы не можете себе представить, как я был ошеломлен, когда доложили о ее приходе, – сказал Дарфилд. – А потом она заявила, что хочет продать ценные бумаги, которые ее кузен давно продал. Это было ужасно.
Хейден и Дарфилд пили портвейн в кабинете последнего. Дарфилд был все еще не в себе, но портвейн уже начал оказывать на него свое действие.
– В смятении я пытался задержать ее до вашего приезда. Когда она сказала, что вы забрали все деньги из нашего банка, я подумал, что это ошибка. – Дарфилд сделал большой глоток. – Вы такой спокойный, Ротуэлл. Такой спокойный. Она ни за что не догадается, что ваша встреча здесь случайна.
Пока не догадается. Хейден рассчитывал, что визит к кузинам отвлечет ее, и Алексия не станет задумываться о событиях сегодняшнего дня.
– Лонгуорт сказал ей и своим сестрам, что я забрал из банка все свои деньги, после чего банк обанкротился. Так он объяснил им причину разорения. Я дал ему слово, что не открою дамам правду.
– Надеюсь, вы проследите, чтобы она не стала докапываться до истины. Ведь это может негативно отразиться на репутации банка и на мне лично.
Хейден заверил Дарфилда, что не допустит ничего подобного, хотя не был уверен, что это в его силах. Алексия может случайно узнать, что банкиры никогда не смешивают деньги банка и свои собственные средства. И тогда непременно вспомнит, что получила сегодня чек, лично подписанный Дарфилдом.
Наконец Хейден решил озвучить причину, которая привела его сегодня в банк:
– Вы установили, каких именно клиентов нашего банка обманул Бенджамин Лонгуорт?
Дарфилд помрачнел.
– Я детально расследовал каждый случай и провел много дней, листая отчеты, чтобы найти подписи. Мне неприятно говорить вам об этом, но дела очень плохи, как мы и предполагали. Пожалуй, даже еще хуже.
– Сколько еще вам нужно?
– Я считаю ваше решение неразумным, Ротуэлл. Мало того, что вам придется расстаться с огромной суммой. Боюсь, кое-кто из наших клиентов не удовлетворится рассказом об ошибках в отчетах. Мне также не нравится, что немало представителей высшего общества сочтет, что наш банк не умеет составлять отчеты.
– А вы предпочитаете, чтобы весь свет узнал, что оба ваших партнера оказались преступниками? Чтобы под угрозой оказалась уверенность в сохранности государственных ценных бумаг? Когда клиент ставит свою подпись, он думает лишь о том, чтобы не потерять ни пенни. Тимоти продолжал выплачивать проценты, а теперь все их деньги на месте. Большинство клиентов даже не поймут, о чем вы толкуете. – Хейден рассчитывал на то, что после этих слов все получится так, как хочет он. – Так сколько?
Дарфилд вздохнул. Он вынул перо, написал на клочке бумаги сумму и передал его Хейдену.
Хейден взглянул на цифру. Она почти сходилась с его расчетами, которые он произвел ночью, вспомнив сведения о поступлениях на тайный счет Бенджамина. На этот раз они наконец вычислили всех потерпевших.
– А теперь насчет бумаг вашей жены… – Дарфилду не нужно было продолжать. Выражение его лица говорило красноречивее слов. Как они продадут ценные бумаги, если они уже проданы?
– Я скажу ей, что как супруг подписал все необходимые для продажи документы.
– Полагаю, она, как и любая женщина, ничего не смыслит в финансах. Вы уверены, что ваше право на подпись не вызовет у нее сомнений?
– Я ей все объясню. Это не ваша проблема.
– Вы не представляете, какое это облегчение. Вот ведь ирония судьбы. Все наши труды могли пойти прахом из-за жалких четырех сотен фунтов, принадлежавших вашей жене.
Проклятая ирония судьбы. Алексия могла не разбираться в финансах, но, имея ничтожно мало, знала, что именно ей принадлежит. Может статься, скрыть этот небольшой обман будет не так уж легко.
– Мадам попросила подать ужин в ее комнату, сэр, – сообщил Фолкнер, едва Хейден переступил порог дома.
Хейдену не понравились слова дворецкого. Упоминание о долгой ночи, проведенной вместе, отвлекало его целый день. Возбуждение охватывало его всякий раз, как он вспоминал озорной взгляд жены. А сейчас она удалилась в свою комнату, даже не дождавшись его, чтобы утром отправиться в Оксфорд.
Фолкнер подал хозяину запечатанную записку. Хейден развернул ее, ожидая, что Алексия вежливо сообщит ему о том, что нездорова, или придумает какое-нибудь другое оправдание.
Письмо было написано официальным тоном. В нем леди Хейден, жена-куртизанка, приглашала лорда Хейдена Ротуэлла на ужин в ее спальне. Хейден не мог поверить, что она упомянула в письме свой «неофициальный» титул.
– Похоже, я тоже буду ужинать не в столовой, Фолкнер.
– Очень хорошо, сэр.
Хейден удалился в свои покои. На темно-голубом шелковом халате лежала записка от Алексии. «Званый ужин в высшей степени неформален».
Заинтригованный, Хейден облачился в халат. Некоторое время он ломал голову, куда спрятать подарок, купленный им для Алексии, потом сунул его под полу халата в том месте, где его придерживал пояс. Наконец он отправился в покои жены.
Ужин был накрыт на столе в спальне Алексии. Сама она восседала в кресле возле другого стола, накрытого льняной скатертью. Пламя свечи отбрасывало блики налицо молодой женщины, отчего ее глаза казались бездонными.
На ней было платье светло-красного цвета, которого он раньше не видел, подчеркивавшее ее полную грудь. Она была так восхитительно хороша, что у Хейдена пересохло во рту.
– Чудесное платье, – произнес он, а потом указал на свой легкомысленный наряд: – Ты поставила меня в неловкое положение.
– Я хотела похвастаться. Сегодня доставили несколько платьев из моего нового гардероба.
– Очень красивое. – Настолько красивое, что Хейден сомневался, захочет ли он, чтобы и другие мужчины видели его жену в этом платье.
Мужчина посмотрел на другой стол, с возвышавшимися на нем, прикрытыми салфетками блюдами и чашами.
– Надеюсь, слуг не будет.
– Ни один из них не вызвал доверия у жены-куртизанки, поэтому я заказала блюда, для сервировки которых не нужны слуги.
Но Хейдену было уже все равно, что за еда лежит на прикрытых салфетками блюдах. Весь день его снедал голод совсем другого рода. Попытки Алексии соблазнить его своей игрой оказались восхитительными и очень эффективными.
Хейден подошел ближе, чтобы лучше рассмотреть платье. Отблески света играли на шелке, словно солнечные зайчики на воде. Платье было менее открытым, нежели прежние наряды Алексии, но вместе с тем подчеркивало каждый изгиб ее тела, делая зрелище чувственным. Или, может, оно приобретало чувственный оттенок в сознании Хейдена? Или таким делал его взгляд Алексии, в котором читалось неприкрытое желание?
Хейден наклонился, чтобы поцеловать жену.
– Поедим сначала?
– Думаю, нет. – Алексия поднялась с кресла и повернулась спиной к мужу. – Тебе придется помочь мне избавиться от платья.
Хейден был счастлив сделать это. Платье таило в себе множество крючков и завязок, требующих пристального внимания. Спина Алексии выгибалась, когда ее касались руки Хейдена, а голова слегка наклонялась по мере того, как мужчина освобождал ее от одежды.