– Я была в Сибири, там азербайджанская диаспора собирается открыть школу на азербайджанском языке, – сказала Севинч.
– Похвально, хотя это все равно что русскому поехать в Англию и учиться на русском языке. Не имеет никакого значения, на каком языке ты получаешь знания. Для того чтобы дети имели представление о собственной культуре, достаточно воскресной школы в арендованном помещении. И ничего не требовать от принимающей стороны – поверьте, это раздражает людей и не приносит нам пользы. Горбачев окончательно утратил расположение народа после того, как издал закон о защите чести и достоинства президента.
Ну что же, ваша позиция мне ясна, большое спасибо за интервью, – Севинч выключила диктофон и убрала его в сумку, – должна признать, что ваше мнение отличается от мнения всех опрошенных мною людей, но, возможно, вы и правы. Еще раз спасибо, я пойду. Она поднялась.
– К сожалению, не могу вас проводить.
– Спасибо, не нужно. До свидания.
– До свидания. Счастливого пути.
Вид на жительство
Опорный пункт милиции находился в обшарпанном подъезде жилого дома. На стенах висели листовки – цитаты из инструкций МВД и ксерокопированные портреты, в основном «фотороботы» разыскиваемых преступников. Караев дождался своей очереди и вошел. Прием вели одновременно два участковых, сидевших друг против друга: капитан, примерно одних лет с Караевым, и совсем еще молодой рыжеватый лейтенант. Оба говорили по телефону, не обращая внимания на посетителя. Из двух раций, лежавших на столах, доносились голоса и радиопомехи.
– Здравствуйте, – сказал Караев, – мне нужно оформить свое проживание в Москве, к кому из вас я могу обратиться?
Поскольку никакой реакции не последовало, он положил файл со справками на стол капитана и подсел к нему. Закончив разговор, капитан произнес одно слово: «Паспорт». Караев достал паспорт и протянул ему. Капитан посмотрел паспорт, бумаги и спросил с заметным украинским акцентом:
– Значит, хочешь получить регистрацию.
– Не получить, – ответил Караев, – продлить, только я не заметил, когда мы перешли на ты.
Капитан посмотрел на Караева и сказал иронически:
– Звиняйте, дядько, вырвалось.
– Бог простит, – ответил Караев.
Лейтенант оторвался от телефонной трубки и с ухмылкой произнес:
– Скажите пожалуйста!
Караев обернулся к нему, но тот продолжил говорить в трубку:
– Я же вам сказал, участкового не вызывают на дом, участковый сам приходит, а на дом вызывают наряд милиции. Вот звоните ноль-два, и они вашего мужа заберут, а у нас, тем более, сейчас приемные часы.
– С какой целью вы проживаете в Москве? – спросил капитан.
– Цель у меня одна – хлеб насущный, – ответил Караев.
– Можно ясней и подробней?
– Можно, – согласился Караев, – у меня здесь бизнес.
– На рынке, наверное, торгует, – встрял лейтенант, – они все тут на рынке торгуют.
– Какой бизнес? – спросил капитан. Караев, кивая на лейтенанта, сказал:
– Товарищ прав.
– По вашему виду не скажешь, что на рынке торгуете.
– Ну я же не сам стою за прилавком, – пояснил Караев, – я организатор, а торгуют продавцы.
– Земляки, конечно.
– В основном, но есть и другие.
– Баб, небось, русских нанял, – вновь подал голос лейтенант.
– Ну почему же – смуглянки, хохлушки.
При слове «хохлушки» капитан бросил на Караева быстрый взгляд.
– А смуглянки – это кто, свои, что ли? – с неприязнью спросил лейтенант.
– Нет, уважаемый, смуглянки – это молдаванки. Лейтенант издал смешок. Караев добавил:
– Песня была такая, вот капитан, наверное, помнит? Капитан неопределенно дернул головой и задал новый вопрос:
– Давно в Москве?
– Давно, – сказал Караев, – я могу получить справку?
– Ну, наверное, можете, – будто с сожалением произнес капитан. – Все бумаги имеются: заявление ответственной квартиросъемщицы, копия финансово-лицевого счета, выписка из домовой книги. Только бежать придется, в смысле, поставить надо, за прописку. У нас в России так принято.
– Я знаю, – ответил Караев, – только зачем же бежать, у меня все с собой.
Он открыл стоящий в ногах дипломат, извлек оттуда две бутылки водки и поставил на стол:
– Когда мне зайти за справкой? Лейтенант воскликнул:
– О, да у нас с собой было!
– Порядочного человека за версту видать, – удовлетворенно сказал капитан. – Справку мы прямо сейчас вам нарисуем. Петя, ну-ка глянь, много там народу осталось?
Лейтенант снял трубку надрывавшегося телефона и рявкнул: «Минуту ждать», – затем поднялся, открыл дверь и выглянул в коридор, оглянувшись, сказал, понизив голос: «До такой-то матери!»
Капитан посмотрел на часы.
– А времени у нас сколько осталось? У-у, пять минут восьмого! Объяви, что прием окончен, а то они до ночи переть будут, надоели.
– Граждане, – радостно сообщил лейтенант, – прием окончен, освободите опорный пункт милиции.
Капитан достал из папки бланк справки, протянул его Караеву:
– Сами заполните.
Затем полез в тумбочку и достал три граненых стакана.
– Присаживайтесь с нами.
– Спасибо, – убирая справку, сказал Караев, – я пойду.
– Бог троицу любит, – настаивал капитан, – присаживайтесь, отметим конец трудового дня, вот только закусить, блин, нечем.
Караев недолго сомневался – собственно, дома он собирался заняться тем же – вытащил из кейса батон хлеба, банку шпрот и сверток, в котором оказался круг копченой колбасы.
– «Краковская»? – плотоядно спросил капитан.
– «Одесская», «Краковская» жирная больно.
– А что, жирная – это хорошо.
– Звиняйте, хлопцы, сала нема, – в тон ему произнес Караев.
Капитан засмеялся.
Лейтенант, выпроводив посетителей, запер за ними дверь и вернулся, весело насвистывая.
– Ого, да у вас тут всё по-взрослому.
– Петя, – назидательно сказал капитан, – на будущее, шоб ты знал: порядочные люди приходят не только со своей выпивкой, но и со своей закуской.
Умелой рукой он свернул колпачок на бутылке и наполнил стаканы до половины: «Ну, как говорится, за знакомство».
Сдвинули стаканы, выпили, выдохнули. Караев ослабил галстук и, отщипнув корочку хлеба, положил в рот. Офицеры одновременно расстегнули галстуки, верхние пуговицы форменных рубашек.
– А ты ничего, – одобрительно заметил капитан, – грамотно пьешь, где школу проходил?
– Здесь, в Москве. Я после армии в институте учился, с семьдесят восьмого по восемьдесят третий, по вечерам на стройке подрабатывал.
– Ну тогда все ясно, вопросов больше не имею. И тут же задал новый вопрос:
– Ну а как вообще бизнес идет?
– Да ничего, – ответил Караев, – рентабельный.
– Ну че, по второй, что ли, – предложил молчавший до этого лейтенант, – между первой и второй, как говорится, промежуток небольшой.
– А что ты улыбаешься? – с вызовом спросил он у Караева. – Ничего, что я на ты?
– Ничего, мы же пьем, чего уж тут миндальничать, а улыбаюсь я, потому что первый раз в милиции пью.
– А сидеть не приходилось?
– Бог миловал.
– Ну ладно, по второй, – берясь за бутылку, объявил капитан.
Выпили еще по одной.
– Хорошо идет, – констатировал капитан. Он уложил на ломтик хлеба щедрой рукой пару шпротин и отправил в рот.
– У меня, товарищ капитан, такое ощущение, – сказал Караев, – шо я вас где-то бачив.
Гля, Петро, он на мову перешел, – захохотал капитан, – ну ты, брат, даешь. А кто знает, може и бачив. Только давай на ты перейдем, неудобно как-то, ну хочешь, брудершафту выпьем?
– Ни в коем случае, я брудершафт только с женщинами пью, да и то не со всеми, не люблю я с мужиками целоваться – без брудершафта на ты переходим. И все-таки, ты в Москву не по лимиту случайно приехал?
– В самую точку попал, – удивился капитан.
– А на стройке не работал?
– Не, на стройке не работал, – с сожалением сказал капитан, – я на ЗИЛе работал, меня оттуда в милицию взяли.