В палате Катарина облачила меня в больничную пижаму. Я пытался сам, но она настояла. Это так интересно, когда мужчина беспомощен. Можно делать с ним что хочешь. Буду теперь тебя бить тяжелым по голове, Ши. Какой костюм?! Это — больница, Питер, и болеть в костюме — неприлично. Потом нам принесли перекусить. Та же курица с овощами.
Когда пришел прокурор Томас Эрхард, стало очевидно что игры кончились. Старый дед появился под вечер, и был столь кристально вежлив, что Кэт без звука свалила домой, переодеваться. Лишь демонстративно поцеловала на прощание, гневно фыркнув старику в лицо.
— Для чего?
— Я допускаю изменение вашего статуса.
— Всеми силами постараюсь остаться случайным потерпевшим.
— Мне привычнее самому определять свои решения — ответил герр Эрхард, устраиваясь поудобнее за столиком, что услужливо принес медбрат — исходя из фактов, а не того, что за них пытаются выдать.
— Герр прокурор. Я катастрофически труслив и жалок. Я соглашусь со всем, что вы от меня потребуете. — тоже устроился поудобнее — и не обращайте внимания на байки о моем героизме. В моем возрасте не прослыть трусом, гораздо важнее почти всего. И я изо всех сил делаю вид.
Эрхард, внешне не слушая, тем временем достал из портфеля диктофон, с микрофоном на проводе. Положил на столик, установив микрофон между нами. Положил рядом блокнот и ручку. Выглядело это устрашающе.
— Все, что я от вас требую, мсье Грин — это рассказать мне правду, ничего не утаивая и не придумывая — мы, как-то незаметно кстати, перешли на французский. Никогда не думал, что у немцев к французскому какое-то особое отношение. И ладно Кэт, с родственниками. Они и сами не очень понимают, кто они больше, немцы или французы, из Лотарингии. Но Гелен и Эрхард тоже весьма неплохо владеют френчем. Всяко получше английского.
— Я не собираюсь от вас ничего скрывать, господин прокурор.
А потом Томас Эрхард за меня взялся, невинно попросив подробно рассказать под диктофон все, что со мной случилось, начиная с восьми сорока утра, двенадцатого апреля.
Я всегда с огромным пиететом, отношусь и относился к серьезным специалистам своего дела. Но тут было что-то запредельное.
Мало того, что уже через десять минут стало ясно, что я вру. И он проронил, что ему известно об участии в перестрелке еще одного стрелка. И у него теперь есть все основания задержать меня за введение следствия в заблуждение.
После этого я рассказал все как есть. Пять раз. Постепенно рассказывая все больше и больше. Сам того не желая, я объяснил причину интереса ко мне китайцев. И подробно рассказал о своей роли при нападении на Хофмана-младшего. Как-то незаметно рассказал историю с центрифугами.
В общем, разговор о двухминутной перестрелке занял больше трех часов. Есть подозрение, что при желании, герр Эрхард, выяснил бы у меня все, вплоть до моего попаданства. Будь у него в запасе пара суток. Но тут явилась Кэт. И прокурор, засобирался. Уже чисто по дедовски проворчав, что к сожалению, нет возможности полноценно вас опросить, мсье Грин. Я содрогнулся. Боюсь, он запросто выяснит у меня то, что я и не знаю. Просто отвечая на его вопросы, я вдруг с изумлением понял, что видел гораздо больше чем мне казалось.
А прокурор Эрхард, собрав диктофон, надев обратно дождевик и шляпу, сообщил:
— Согласно письму Канцлера, до рассмотрения этого вопроса комиссией Бундестага, делу, что я веду, присвоен гриф «Совершенно Секретно». В связи с этим, мсье Грин, я бы вам рекомендовал, хотя бы на время, покинуть Германию. И сделать это как можно быстрее.
— Хм, меня конечно радует, что я вне подозрений. Но к чему такая срочность?
— В завтрешней «Бильд» будет статья о перестрелке в Мюнхене. Просто информация. Тем не менее, среди потерпевших фигурирует имя Питера Грина, американского телепродюсера. Переговорив с вами, мсье Грин, я допускаю, что журналисты вас смогут разговорить, и вы проболтаетесь. Согласитесь, это не к чему.
— Тогда у меня к вам небольшая просьба, герр Эрхард. Донесите это ваше мнение до Карла Хофмана. Он может решить что я малодушно сбежал.
Старомодно приподняв шляпу, старик откланялся и ушел. А я заявил Кэт:
— Уходим! Бежим! Ты не видела, там есть такси?
— Успокойся, Питер. До завтра нам ничего не грозит. Да и завтра — поговорю с журналистами, и лечись.
— Нет уж, Кэт. Я только прикидывался немощным. Но еще слово, и я тебя свяжу и увезу силой.
— Я на машине, Ши. Не психуй. У нас дома никто не посмеет тебя беспокоить. И куда ты собрался?
— Туда, куда объявят рейс, когда мы войдем в аэропорт. Надеюсь, это будет Бразилия.