В студенческой ячейке, что возглавлял Гремниц, стали вполне всерьез обсуждать ограбление банков. И профессор решил перенаправить энтузиазм. Так родилась идея раскопок в Индокитае.
Гремниц не рассказал студентам про давнюю экспедицию! Целью экспедиции, для революционеров, было убийство Карла Хофмана. А затем, и его отца, Отто Хофмана. Тогда Клаус, как ближайший и единственный родственник, становился наследником состояния семьи Хофманов. Что бы никто не связал профессора с гибелью семьи, Карл гибнет в Индокитае, при надежных свидетелях. А его отца убьют при ограблении дома в Мюнхене. В январе, пока Гремниц в экспедиции.
По возвращению в Германию, останется вступить в наследство. С издателем Ульрикой Майнхоф, уже согласованы материалы, что будут печататься в типографиях.
Услышав фамилию Майнхоф, я внутренне взвыл. Так вот ты какой, северный олень! Когда в семидесятых задержали самую лихую террористическую группу Европейских террористов- революционеров, она проходила как один из главарей. Волна хайпа, напрочь заглушила голоса в серьезных финансовых изданиях, о том, что за ними стояли серьезные деньги. И что некоторые политики и банки, на волне терроризма, как то подозрительно удачно играли на биржах.
Я откинулся на спинку стула и полез в карман за сигаретами, по большому счету, можно уходить. Нет здесь ни англичан, ни каких-то загадок. Просто мерзавец, решивший прибрать к рукам все, до чего дотянется.
Доставая зажигалку, я буркнул:
— Не прикидывайся идейным, Гремниц. Тебе и революционеры эти понадобились, что бы расправится с Хофманами, и завладеть их состоянием.
И профессор сорвался. Мучительная неизвестность, побои и унижение. И ощущение, что сейчас это как-то закончится. Все это сорвало Гремница с нарезки, и он почти завизжал:
— Да причем тут деньги?!! Что ты понимаешь, щенок?! Я сто раз пожалел, что не убил этого ублюдка еще в сорок четвертом!!! Задушил бы, как и его мать! И все стало бы проще. Даже трахать бы не стал! Как она кричала, сука! Может, хоть в последнее мгновение она поняла, кого нужно было выбирать в мужья! И уж точно, не этого спесивого урода!
Это было так неожиданно, что я забыл прикурить, осмысливая услышанное. А вот Карл Хофман все понял очень быстро. По крайней мере он встал, и вышел на глаза Калусу Гремницу, своему дяде. Потом достал из кобуры на поясе Браунинг HP, щелкнул предохранителем. И выстрелил профессору, испуганно-изумленному от вида покойника, в лоб.
Мозги и кровь из затылка Гремница, разлетелись по всему складу. Забрызгав и меня, сидящего сбоку. Я сплюнул, кажется, и в рот попало. В помещении запахло порохом и повисла тишина. Потом Карл, как то потеряно подошел к стене, и опираясь на нее сполз на пол. Закрыл руками, в одной из которых был дымящийся пистолет, лицо, и заплакал. На складе повисла тишина.
Дальше пошла движуха. Двое китайцев, что притащили Гремница, достали пистолеты. Джо достал Смит-анд- Вессон, и мягко сместился в левый угол, я встал, достал Кольт, и повернулся к китайцам. Снова стало тихо, только Карл как то по- детски всхлипывал за спиной.
На склад вошел господин Тан, в сопровождении троих вооруженных пистолетами людей. Я прикинул, что вдвоем шансы у нас невысоки. Нужно съезжать на базаре и откупаться.
Шагнул к уважаемому господину Чуанли. Встал напротив него и склонился в церемониальном поклоне.
— Господин Тан. — заговорил я на гуаньхуа, то есть на мандаринском — мне нет прощения за произошедшее. И я смиренно приму любое ваше решение. Молю лишь о том, чтобы в своей милости, вы снизошли к обстоятельствам, и наказали меня соразмерно.
Разговор с немцем шел на английском. Китайцы, что присутствовали, вряд ли его знают. Но я уверен, что уважаемый Тан подслушивал. Снова повисла пауза. Я, не разгибаясь, поднял голову. А глазах хозяина склада, жажды убийства не просматривалось. Хотя, как знать. Но, мне показалось, что он что то прикидывает. Наконец он открыл рот:
— Полторы тысячи долларов. — лихо, и, скорее по американски — и у меня будет несколько небольших просьб, которые тебя, молодой Ши, или твоих людей, не затруднят.
— Все будет как вы скажете, уважаемый Тан — я разогнулся — деньги вам доставят завтра утром.
Я даже не представляю, что он намерен сделать. Гибель в Сайгоне немецкого ученого- это экстроординарное событие. И полиция будет искать виновных всерьез.
— Сейчас вас отвезут в ваш отель. Утром жду тебя здесь.
— Позвольте мне умыться, и нет ли у вас для меня другой одежды?
Господин Тан, наконец обратил внимание на мою забрызганную кровью и мозгами физиономию, и изволил засмеяться. Потом махнул мне рукой, что бы я шел за ним. Только пистолет у меня забрали его сопровождающие…
Утром, снова попивая чай на заднем дворе, мы подробнейшим образом обсудили резоны поступления в университет Мельбурна, для младшего сына господина Тана. И только потом перешли к насущным делам.
— Вчера вечером, молодой Ши, вьетконговские бандиты напали на порт. Погибло много людей. Там были и вьетнамцы, и китайцы, и американцы, и даже какой то немецкий ученый.
Лихо, однако. Ни за что не поверю, что партизаны додумались напасть на порт. Смысл? А вот если нужно разом избавиться от зарвавшихся таможенников, и пары трупов — самое оно. При должном стимулировании.
— Раз погибли американцы — между тем продолжал господин Тан — будут приняты чрезвычайные меры. Я хочу, что бы ты устроил мне разговор с майором Эмерсоном. Я знаю, кто напал на порт, где у них логово, и как до них незаметно добраться.
Я совсем не удивился, что китаец знает майора Эмерсона, и чем он занимается. Подумал, что Тан — вовсе не крупный мафиозо, и уж никак не из триад. Но сейчас он явно работает на мафию. И они явно решили чужими руками уничтожить мешающие им силы.
В общем, все вышло как китайцы и задумали. После разговора с майором Эмерсоном, крупные силы поехали в джунгли, и уничтожили партизанскую базу красных. Хотя, я думаю, не особо они и красные.
Пресса это все подробно осветила, и даже Кеннеди, ожидающий инаугурации, заявил журналистам, что вот так и нужно поступать с бандитами…
И вот, виновник всего этого переполоха, требует галантных утех, и вообще прекрасно себя чувствует. А я — боюсь, что наша роль в этом всем всплывет. И даже не хочу думать, что чувствует Хофман, узнав то, что узнал. Достаточно того, что держится достойно.
— Послушай, Карл, у тебя же невеста. Может быть, стоит уже подумать о верности?
— Моногамия жива, пока мы изменяем. Иначе в ней нет смысла — ответил мне он — подумай, об этом, Грин. Надеюсь, до вечера ты что- нибудь придумаешь. Я в библиотеку. Поробую разобраться, сколько же стоит то, что мы увезли со склада.
И, вполне довольный собой, ушел. Я налил кофе, и взглянул на Джо. Он в мрачном.
Сегодня утром Айрин Петтерсон с группой женских активисток, отправилась на Окинаву. Я никогда не думал, что его так от нее заколбасит. Но, что удивительно, и ее от него.
— Может, так лучше, Джо — попробовал я его утешить — всегда нужно время, что бы разобраться, что с тобой. Встретитесь уже в штатах. Там же все по другому.
— Как думаешь, Грин. Если мы решим быть вместе, как поступить?
— Хе. Это то как раз понятно. Быть вместе. Лучше всего в Бразилии. — усмехнулся я — Но ты помнишь про Гамбино? И этих своих революционеров? Ты все еще хочешь устроить в Калифорнии заваруху?
Джо закурил и глубоко затянулся. Когда он заговорил, то говорил не мне, а просто озвучивал мысли и картинки мелькающие в голове:
— Она очень похожа. Эта девушка…мятная жвачка, белые брючки и туфли — лодочки, светлые волосы собраны в хвост, кофточка в полоску…самая- самая в колледже… а ты — зелёный первокурсник, хоть и старше ее… и она тебя не замечает. Ты знаешь, Питер. В ту девушку я тогда не влюбился только потому что знал что мы не пара. Но, получая высший бал, или закидывая мяч в кольцо, или дискутируя о революции, я представлял что она рядом. И она на меня смотрит.