— Что, шансов нет? Мне совсем не больно!
— Минут через пять и помрешь. Как раз успеешь улечься в торжественной позе. И лицо сделай погероичнее.
Тут на крики пришел индеец — портье мотеля. Разглядел причину шума, и тоже сплюнул. Я попросил его принести льда. И повел Хофмана обратно в номер.
Когда мы заселялись, кровати, в номерах, стояли строго посреди помещения. Не меньше чем в полуметре от ближайшей стены. Я — даже не стал задумываться, а просто разделся и пал в сон.
А вот Хофман не таков. Он подвинул кровать к стене, что бы было эстетичней. Ночью похолодало. На стену, днем нагретую солнцем из окна, вылез погреться скорпион. И почуял теплое тело, на котором с удовольствием и устроился. Когда Карл начал ворочаться, насекомое его укусило, что б не мешал греться. Тот спросонок его раздавил, а потом увидел, что это было, и заорал в ужасе.
Я налил Хофману водки, и дал мешок со льдом, что принес индеец. Это называется ботокс — эффект, Карл. У тебя на лбу ни одной морщины. Ну и что, что не было? Теперь долго не появятся. Если только рог не вырастет.*
Рассчитавшись с мотелем, уехали. Хофману было стыдно за свой испуг. Ты пойми, Питер, пройти через джунгли, и даже поноса не получить. И в придорожном мотеле тебя кусает скорпион!
— Вот, разряди мне лучше Кольт, Карл. Я было решил, что тебя уже пытают.
— Давно хочу тебя спросить, Грин — Хофман вытащил магазин и выщелкнул патрон из ствола. Вставил в магазин патрон. Щелкнул пустым пистолетом. — почему ты не купишь себе по настоящему хороший пистолет?
— По настоящему хороший пистолет, Карл, должен быть удобный, надежный, и пулемёт. Лучше всего MG. Во всех остальных случаях, этого- более чем достаточно.
Собираясь в дорогу, мы не стали выдумывать. Любой посторонний, глянув на нас с Хофманом, увидел бы обычную картину.
Двое отслуживших Джи Ай** добираются на восточное побережья после службы. Решили, похоже, замутить какой-то бизнес. Купили баксов за двести машину. Купили какую то хрень, списанную на армейских складах. Загрузили пикап, и едут куда-то, в надежде прилично заработать.
И я, и Карл, одеты в армейскую форму. Синий Шевроле 3100, по заветам старика Ремарка, выглядит неброско. Лишь новые, всесезонные покрышки Whitewalls — с белыми боковинами, придают ему нарядности.
Хотя, конечно, внимательный взгляд увидит, что тачка не простая. От раздельных сидений, до двойного выхлопа. Полностью другая трансмиссия, пятиступенчатая коробка- автомат. Я с удивлением узнал, что Шевроле давно освоил такие коробки. Ну, независимая подвеска и дисковые тормоза- это само собой. В результате всех переделок, авто, с точки зрения управления, стало напоминать приличный джип. Нет, полный привод мы решили не ставить, это поднимало автомобиль. А систему парт-тайм еще не изобрели. Но и так вышло ничего. Машина стала устойчивой, управляемой, и очень резвой.
В кузове — четыре армейских ящика с тушенкой SPAM. Во время Второй Мировой, Америка ее поставляла союзникам по Ленд- Лизу. В Союз, только этой тушенки, поставили почти на миллиард долларов.
Потом все средства советской пропаганды будут направлены на то, что бы рассказать о мизерности и незначительности американской помощи. Но миллиард баксов в сороковых… это, знаете ли.
Прикол в том, что раскачегарившись, производитель этой тушенки не смог остановиться. И выпускал ее в грандиозных объемах. Для продажи продукции, компания запустила мега — рекламную компанию. Именно после этого появилось нарицательное «спам», означающее бессмысленную и всепроникающую рекламу.
Ещё в Сан-Диего, вместе с сокровищами, мы получили два ящика этой тушенки. В целях конспирации. Но вот последствия насмешили.
Разгрузившись в негритянской автомастерской, мы про это тупо забыли. А вся мастерская полюбила жрать эти консервы. Киношники, что готовили телепередачу, тоже. Сочли это сочной фишкой автотюнинга.
Ну, в общем, загрузили пикап. Списанная из армии тушенка. Срок годности еще лет на пять. Да и поехали.
Дорога 66 пересекает страну с юго-запада на сверо-восток. Не самая удобная трасса. Она, к примеру, является главной улицей многих городов, через которые проходит. Сейчас, это основная магистраль между двумя океанами. Достаточно культовое шоссе, воспетое в книжках, фильмах, и песнях. Недавно принятые решения, о строительстве системы хайвеев, эту трассу по сути уничтожат. Но сегодня, она заточена под автопутешественников. Вплоть до того, что в закусочной на выезде из Флагстафа, нам предложил свои услуги водитель.
Как выяснилось, многие американцы панически боятся горных серпантинов Аризоны. И, с обоих сторон не самой высокой горной гряды, тусуются водители, берущиеся провести авто через это ужасное место. Но это не к нам. Плотно позавтракали на выезде, и двинули самостоятельно. Поднимаясь в горы, я предавался воспоминаниям. О том, что неподалеку Большой Каньон, Плотина Гувера, и вот это вот все для туристов.
— И зачем же вы, сударь, пьете алкоголь? — спросил я Хофмана.
Страшные серпантины, оказались полной фигней. Обычный россиянин, доехавший, к примеру, от Владимира до Мурома, вырулил бы здесь не приходя в сознание, продолжая тискать телку на пассажирском сидении. И даже если бы пошел снег, ничего страшного для меня, гонявшего по Альпийским серпантинам. Так что болтаем с Карлом, о разном.
Он, травмированный нападением скорпиона, да и дорожной скукой, периодически прикладывается к фляге. Не забывая держать пакет со льдом у лба:
— Ты не представляешь, Грин, как трудно быть положительным героем! Иногда нужен отдых. Я только не пойму, чему ты то радуешься?!
— Наконец-то хоть у кого-то жизнь хуже, чем у меня! — движение совсем не оживленное. Навстречу проехало пара тягачей Мас, и все.
— Чем тебе плоха твоя жизнь? Вырвался от красных, женщины не лезут замуж, деньги есть. Отделаемся от бандитов, и весь мир открыт.
— Хотелось бы. Меня, в последнее время, все злит и нервирует. Как думаешь, это что-то значит?
— Прежде всего, это значит, Грин, что ты злой и нервный. А еще, ты с чего то решил, что Дебора тебе пара. И теперь страдаешь.
— Русские классики всему миру рассказали, что страдание облагораживает.
— А мне думается, что русские, с этими страданиями, слишком носятся. Разве не лучше быть теплым воспоминанием, а не постоянным и растущим разочарованием?
— Да ладно, я не так уж и плох.
— А кто говорит, что речь о тебе? И Линдси, и Деби, почти мгновенно поняли две вещи, Питер. Тебя не в чем упрекнуть, и ты- ходячая неприятность. То есть, за безумную любовь придется платить черезмерно. Ну и трусили. Я вот, честно говоря, даже завидую.
— Чему?!
— Боюсь, Дороти примчится за мной в Нью Йорк. Толи дело у тебя. Просто ураганный секс, и никаких претензий! Как вы гостевой домик на базе не развалили… Мне то, от этих всех девок пришлось бегать…
— О мой бог! Глядя на тебя во Вьетнаме, я никак не мог подумать, Карл, что мы с Джо выпускаем на волю чудовище!
— Грин?! Мне кажется, или это ты завидуешь?
— Чему тут завидовать? Твоя тяга к разнообразию, Карл, до добра не доведет.
— Даже не мечтай, Грин! Ты мне никогда не понравишься!
— Я и говорю. Ты, Хофман, с экспериментами завязывай. Про мужчин ты уже задумываешься, скоро начнешь присматриваться к животным…
— Хм. К животным? Ну, если в дороге…
Погода оставляла желать. Причем, по Фаренгейту, все вроде бы прилично — плюсовые температуры. Но, мучительно пересчитав в привычного Цельсия, становится зябко. Это — еще одна особенность Америки, что нас с Хофаном раздражала. Фунты, футы, дюймы и Фаренгейт.
Наглядней всего это выглядело, когда я решил забодяжить шашлык в Санта-Монике, у Айзека. Заехал в мясную лавку, и попросил свининой шейки. С два-три килограмма. Мясной мужик, по- американски улыбчиво, тут же приволок, взвесил. И, протянул мне пакет, с неразборчивым:
— Вот, три.
Подставляю руку, ожидая привычную тяжесть, и чуть не подкидываю легкий пакет вверх. Потому что — три фунта.