Вышли мы на улицу из весёленькой тюрьмы в смешанных чувствах. У меня возникло ощущение, что Тим нашёл себя, и ему вообще не хочется, чтобы мы его откуда-то вызволяли.
Лимузин двинулся через эстакаду, потом въехал на мост, перекинутый между островом и материком, на которых раскинулась столица. В лучах яркого и тёплого весеннего солнца искрились праздничной окраски небоскрёбы, серебрились ажурные шпили двух соборов-близнецов – это кафедральные капища духов воздуха и духов воды. Потом машина закрутилась в улицах и переулках. Нас везде сопровождала удушливая бензиновая гарь – спутник отсталых технологий, которым недолго осталось тут. Не без нашей помощи техносфера здесь быстро развивалась, так что вскоре бензиновые двигатели уйдут в прошлое.
– Упрямый мальчишка, – никак не мог успокоиться Абдулкарим. – Ты видел, как он торговался со мной, своим учителем!
– Да, зрелище было фееричное.
– Ха, а ты заметил, как ловко он отбил у меня две коллекционных книжки. Моя школа! Никому другому это не удалось бы! Из него выйдет легендарный барыга!
– Кто? – не понял я.
– Так в России в двадцатом веке именовали достойных уважения представителей торгового сословия.
– Надоели вы со своим двадцатым веком! – в сердцах бросил я.
– С нашим двадцатым веком, почтенный Александр. С нашим, – резонно заявил Абдулкарим.
Я обернулся и посмотрел назад. Вдали, в железном потоке, опять мелькнула жёлтая, похожая на жука машина «Бычий горб».
– В отель? – осведомился водитель.
Подумав, я принял решение:
– Нет. Мы хотим посмотреть город. Прогуляться по магазинам. Так что тормозни где-нибудь в центре.
Абдулкарим приподнял удивлённо бровь, но тактично не стал спрашивать, с какой это поры нам нравится гулять по магазинам.
Водитель остановился на стоянке у трёхэтажного бетонного куба со стеклянными зеркальными окнами и неоновой вывеской «Торговый дом Высокий полёт».
Блеск, стекло, металл, всё сияет – это был настоящий храм покупок и моды. Швейцар в форменной одежде непроизвольно дёрнулся в нашу сторону, увидев белые физиономии, но вспомнил, видимо, закон о расовом равенстве, оставивший в прошлом таблички «только для «черных», «с белыми животными вход запрещён» и отступил на шаг, ошпарив нас яростным взором.
Внутри магазин представлял из себя огромное пространство с прозрачным потолком, многоуровневыми, сияющими сталью и зеркалами галереями, переходами-мостиками, стеклянными лифтами, фонтанами, бесчисленными секциями одежды, мехов, обуви, драгоценностей, лотками с газированной водой и мороженым. Это было царство моды и высокого стиля. Здесь предлагались товары на любой вкус – респектабельные, ярких оранжевых и зелёных тонов костюмы, модные строгие красные женские пальто с зелёным мехом, тяжёлые золотые цепи, браслеты и обереги. Единственно, чего здесь не было – плебейской одежды вызывающе блёклых тонов, принятых в белых трущобах.
Здесь царил праздник потребительства. Чёрные женщины – молодые, в возрасте, с одинаковым энтузиазмом порхали стайками, как магнитом притягиваясь к магазинчикам. Их несчастные мужья привычно изнывали от многочасового топанья по галереям и тяготились предчувствием неизбежных трат, которые обязательно окажутся в два-три раза больше запланированных. В общем, царила обычная суета, как и год, и десять лет назад. Только диссонансом служили мы – два белых, которых что-то занесло в этот храм добропорядочной чёрной моды. От нас шарахались, на нас смотрели с недоумением и изумлением. Нам шептали старые чёрные калоши вслед: «В наши времена их отходили бы кнутом или повесили на площади!»
Молодые, лишённые предрассудков девчушки помахали сочувственно руками, демонстрируя, что они за перемены и равенство. А у меня было какое-то противоестественное и постыдное чувство – мне нравилось, что мы вторглись в этот размеренный уклад и немножко встряхнули его.
Абдулкарим всё никак не мог понять, что нас сюда занесло, но знал, что я ничего не делаю без причины.
Мы зашли в шляпный отдел.
Там среди зеркал были вешалки с сотнями самых разных шляп на любые вкус, кошелёк и погоду. Примерявший головной убор интеллигентный негр, завидев нас, возмущённо прошептал что-то под нос и чинно удалился. Продавщицы с искренним негодованием смотрели на нас – будто мы бродяги из-под моста. И они не собирались, радостно щебеча приветствия, подскакивать к таким покупателям, как это положено.
Одна было решительно и мрачно двинулась к нам, явно намереваясь нагрубить, но вторая неожиданно схватила её за руку и что-то зашептала. Презрение на лице решительной продавщицы сменилось изумлением и испугом. Она сглотнула комок в горле и как-то бочком отодвинулась за стойку с кассовым аппаратом, стараясь не обращать на себя внимания.