Он касается ладонью своих волос, собираясь стряхнуть лепестки, но передумывает.
— Когда вы колдуете, — мягко говорит он, — это такое любопытное ощущение, такое…
— Приятное? — спрашивает Шей.
“Это было… так хорошо… не знаю… страшно… ни на что не похоже”, — всплывает в голове у Рактера, и он повторяет:
— Это ни на что не похоже.
По правде говоря, нет, приятным он бы его не назвал. Когда волшебная метель улеглась и сияние исчезло, он ощутил… наверное, то, что люди обычно называют горечью. Как будто из мира вынули что-то важное. Что все опустело.
Его встревожило внезапное осознание того, что без Шей, без ее магии — а заспиртовать или продублировать в ИИ магию ему, пожалуй, не под силу — любое место на всем свете теперь будет казаться ему таким же пустым. Но признаваться в этом он не хочет.
Укол страха. Теперь он чувствует его отчетливо.
(Смерть — в иголке, иголка в яйце, яйцо в утке…)
(Кажется, он кое-что начинает понимать про устриц и опасность).
Рактер ведет ее дальше, говорит:
— Но вообще-то я хотел показать вам не это.
Миновав ковер из цветов, они оказываются перед стеной в традиционном китайском стиле с изогнутой черепичной крышей и круглыми воротами. Здесь все еще ощущается цветочный запах, а из-за двери раздается клекот и щебет — довольно робкий, не такой оглушительно громкий, как днем.
— Многие говорят, что Гонконг — просто гигантский рынок, — говорит он, возясь с электронным замком, — и я считаю, что это во многом правда, и само по себе это неплохо… однако у этого рынка имеются свои секреты и свои красивые уголки, если есть на это глаз.
Дверь наконец со скрипом отъезжает в сторону, и Шей ахает, увидев десятки птичьих клеток всевозможных форм и размеров. Днем их здесь в разы больше — сотни, тысячи — птичий рынок, как и цветочный, не работает ночью — но некоторые хозяева слишком ленивы или недостаточно осторожны, чтобы забирать товар домой: вот клетка с целой стайкой волнистых попугайчиков, вот несколько канареек, серьезный крупный жако, дремлющий тукан.
— Ни хао, — четко произносит вдруг кто-то совсем рядом.
Шей в испуге вцепляется в его руку с такой силой, что делает ему больно, но тут же разжимает пальцы, увидев, что это всего лишь черная майна в старомодной полукруглой клетке. Склонив желтоклювую голову набок, птица внимательно смотрит на них умным черным глазом и требовательно повторяет:
— Ни хао!
— Нэй хоу, — неуверенно говорит Шей. Майна растерянно молчит.
— Я что, настолько плохо говорю по-кантонски? — оборачивается к нему Шей.
— Вам как ответить — вежливо или честно? — улыбается Рактер. — Шучу. На самом деле, полагаю, проблема в том, что ее владелец говорит не на кантонском, а на путунхуа. Ни хао ма? — спрашивает он майну. Птица радостно щелкает клювом и отвечает:
— Уо хэн хао!
Шей тихонечко смеется, хлопает в ладоши.
— Ради такого, пожалуй, можно выучить путунхуа, хотя если я попытаюсь вместить в себя еще один китайский, я, наверное, свихнусь. Когда я была подростком, у нас… — Тут она отчего-то сбивается, поправляет сама себя: — У Рэймонда была такая. Но она не разговаривала по-настоящему, только повторяла фразы за другими…
Ей не хочется употреблять слово “мы” в отношении своих родных, отмечает Рактер.
— …Однажды эта злобная уродина чуть не откусила мне палец, — продолжает вспоминать Шей.
Она бросает взгляд на пальто Рактера.
— У вас в карманах случайно нет крошек или еще чего-нибудь съедобного?
Не успевает он ответить, как она порывисто засовывает руки в карманы его пальто. Тут же замирает. Он видит волну смущения: видимо, Шей запоздало осознала, что они снова оказались слишком близко, и хуже того — ее руки лежат на его бедрах. Что, разве не все друзья так делают?..
— Нет, у меня нет крошек, — медленно говорит Рактер, с интересом глядя на нее.
Шей слегка краснеет и отодвигается от него.
— Ничего. Скорее всего, ее кормят отличной жирной саранчой. — Рактер изо всех сил старается, чтобы это прозвучало как: “Все в порядке, давайте сделаем вид, что ничего не происходит”.
В Шей несколько мгновений продолжает бурлить смущение, но вскоре она переключается на другое — ее лицо снова озаряется улыбкой:
— Я лучше придумала. Тут есть видеокамеры?
Рактер знает почти все камеры и сканеры в Гонконге — это часть его работы.
— Они тут есть, но совершенно случайно я знаю, что они никогда ничего не записывают — иначе не стал бы вламываться так открыто.