– Прыщик?!
Я тут же потрогал нос пальцем. Там был холмик. Я нервно опустил козырёк над лобовым стеклом и открыл зеркальце. Действительно. На кончике моего носа красовался жёлтый гнойник. О боже!
– Это нормально для подростка. Сальные железы закупориваются, и при размножении пропионовых бактерий возникают воспалительные папулы и гнойные пустулы.
– Мама. Прекрати. – Я терпеть не могу, когда она включает профессора и жонглирует сложными словами.
– Но это так. Совершенно нормальные биологические процессы. Ты становишься мужчиной.
С ума сойти, как она иногда умеет действовать на нервы! Я бы с удовольствием заткнул уши.
– Итак, позади нас офис Союза защиты детей. Решайся. Что с мягкими игрушками? Ты уже несколько лет не играешь с ними.
Я совсем запутался. Может, она права и я действительно уже слишком взрослый? Неужели стать подростком и обустроить себе молодёжную комнату значит избавиться от любимых игрушек? И что это вообще такое – молодёжная комната? Звучит так, будто мы вернулись в восьмидесятые.
– Я с ними больше не играю, это правда, – сказал я настолько спокойно и хладнокровно, насколько это было возможно. – Но в нашем доме сейчас достаточно места.
Мама тяжело вздохнула:
– Как хочешь. Тогда они отправятся в подвал.
В подвал?!
Я представил грустные глаза Ушастика, сидящего в одиночестве в темноте. Но это всё равно лучше, чем отдать его.
Поэтому я неуверенно согласился:
– Ладно.
Было кое-что, о чём я не сказал, но довольно отчётливо почувствовал: я любил каждую мягкую игрушку всё так же сильно, как и в тот день, когда её получил. И никакому прыщику на носу этого не изменить!
Глава 3
Странные происшествия
Когда мы приехали домой, мама отправила меня прямиком в мою комнату делать уроки. А сама в это время перетаскивала бельевые корзины с мягкими игрушками в подвал. Мне срочно нужен был план. Я её знаю. Она подождёт пару недель, пока история не порастёт травой, и тогда мои мягкие друзья незаметно исчезнут. Таким же таинственным образом испарялись многие мои вещи. Иногда она спрашивала, можно ли подарить экскаватор ребёнку госпожи такой-то или книжку с картинками – ребёнку господина такого-то, но вещей пропало гораздо больше, чем экскаватор и книжка.
К тому моменту как я отправился спать, было ясно как день, что я должен спасти хотя бы своего любимого друга. Без Ушастика будет казаться, что у меня отняли руку или ногу. Я не мог заснуть целую вечность и на следующее утро чувствовал себя так, словно меня переехал автобус.
Усталый и в дурном настроении, я пришёл на кухню, где, похоже, что-то праздновали. По радио женский голос, сопровождаемый громкими басами, пел «It’s my life», а мама, высоко подняв руки, танцевала перед грохочущим миксером, периодически постукивая пальцами по столешнице. Но самым странным в этой картине были не танцы и не смузи, а её костюм. Она была в чёрных сверкающих легинсах и жёлтой майке, а на голове у неё красовалась повязка.
– Доброе утро, солнышко, – сказала она, размахивая головой, и весело включилась в песню: – It’s my life… – Потом она перелила бурую жижу в стакан и протянула его мне: – Хочешь глоточек? Это очень полезно. Со шпинатом и свёклой.
По утрам она всегда была уже одета с иголочки, в основном в блузку и шикарный брючный костюм. И пила кофе.
А это не моя мама!
Поэтому я спросил:
– Ты что, не собираешься на работу? – Я перелез через коробки, оставшиеся после переезда, чтобы добраться до кухонного стола.
– Конечно собираюсь. Но только после пробежки, – она улыбнулась, как будто не сказала ничего странного, и рядом с моими хлопьями, в которых плавали ягоды малины и кусочки банана, поставила какао.
Пробежка?! Она только что сказала «пробежка»?!
Было уже 7.15!
Через пятнадцать минут мы вместе вышли из дома. Закрывая за собой дверь, я услышал звук смыва в туалете наверху. Папа только что встал. Ему нужно быть в офисе только в девять, вот счастливчик.
Снаружи меня бурно встретил Колумб. Он положил передние лапы на ограду соседского участка и глубоким собачьим басом пожелал нам доброго утра. С его морды стекала слюна. Мама с отвращением отвернулась.
– Ненавижу собак, – сказала она сквозь зубы. – Он почти с телёнка. Боже мой. Как собака может быть такой большой?!
– Это леонбергер, – пояснил я. Это я узнал в Интернете. – Одна из крупнейших пород собак.
– Какое счастье, что между нами забор, – сказала мама. Она вспотела ещё до пробежки. Наверное, от страха. Когда она была маленькой, её покусала такса по кличке Эдгар. Будучи биологом, мама может препарировать лягушек, но вот погладить собаку – ни за что. И это немножко странно.