Разумеется, это было внесено в деяния до получения достовернейших списков Никейского собора. Мы никоим образом не хотим помыслить и не спешим согласиться с предположением, что и там эти правила сохраняются в том виде, как в этой самой инструкции, которая предъявлена нам через братьев, посланных от апостольской кафедры, и что они предписывают такой порядок, какой соблюдается у вас в Италии. Но верим, что по милости Господа Бога нашего, пока твоя святость предстоятельствует в Римской Церкви, мы более не потерпим столь надменного обращения. Пусть и без наших просьб в отношении нас соблюдается то, что должно соблюдать по братской любви, и если случится, что правила Никейского собора имеют другое содержание, [324] то ты по мудрости и праведности, которую тебе даровал Вышний, уже сознаёшь, что должно соблюдать и их.
Ведь, хотя мы пересмотрели множество книг, нигде в латинских книгах мы не прочли приведенных правил Никейского собора в том виде, в каком они присланы нам оттуда в упомянутом наставлении. Впрочем, поскольку здесь мы не смогли найти их и ни в одной греческой книге, то более всего желаем, чтобы они были доставлены нам из восточных Церквей, где, говорят, еще можно найти эти самые постановления в подлинниках. Итак, мы умоляем и твою честность: удостой и сам написать епископам тех мест, т. е. Церквей Антиохийской, Александрийской и Константинопольской, а если представится нужным твоей святости, то и другим, чтобы оттуда пришли нам правила, составленные святыми отцами в Никее, тем самым ты с помощью Господа окажешь особенное благодеяние всем западным Церквам. В самом деле, кто сомневается, что самыми верными греческими списками Собора в Никее будут те, которые, когда их принесут из стольких разных мест, из знаменитых греческих Церквей, после сличения друг с другом окажутся согласными?
А до тех пор, пока все это не осуществится, мы до разрешения вопроса согласны соблюдать предложенное нам в вышеупомянутом наставлении об апелляциях епископов к епископу Римской Церкви и о делах клириков, которые должны решаться епископами их собственных областей, – и смело полагаемся на то, что ваше блаженство по воле Божией поможет нам в этом. А обо всем остальном, что сделано и утверждено на нашем Соборе, вашу святость, если пожелаете, осведомят вышеупомянутые братья наши, соепископ Фавстин и пресвитеры Филипп и Аселл, поскольку они принесут с собой деяния.
И подписали: «Господь да сохранит тебя с нами, блаженнейший брат, на множайшая лета». Подобным образом подписались Алипий, Августин, Поссидий, Марин и остальные епископы.
Подобно тому как твоя святость в письме, посланном нам через сопресвитера нашего Льва, выразила свою радость по поводу прибытия Апиария, хотелось и нам с радостью отправить настоящие грамоты с известием о его оправдании. И действительно, наша и ваша расположенность к нему была совершенно незыблемой и не казалась склонной к расспросам: когда еще только предстояло его выслушать, она принимала его сторону, как будто он уже был выслушан. Итак, по приезде к нам святейшего брата и соепископа нашего Фавстина мы созвали Собор и были уверены, что он послан вместе с Апиарием для того, чтобы и ныне его же трудами Апиарий смог оправдаться в столь многих обвинениях, возведенных на него жителями фаврикинскими. Наш многочисленный Собор, столкнувшись со столь многими и великими преступлениями Апиария, обнаружил, что они пересиливают и покровительство упомянутого Фавстина, мало похожее на суд, и такое его рвение, которое свойственно скорее защитнику, чем справедливому исследователю дела. Ибо прежде всего Фавстин изо всех сил восстал против всего Собора, нанося ему различные оскорбления, как будто ради защиты привилегий Римской Церкви. Он настаивал, чтобы мы приняли в общение Апиария, которого твоя святыня восстановила в общении, поверив жалобе, которую он не мог доказать. Однако Фавстину не удалось этого добиться, о чем ты лучше узнаешь, прочитав деяния.
В течение трех дней длилась нелегкая тяжба, и все это время мы с сокрушением исследовали различные возводимые на Апиария обвинения. Тогда Бог, праведный Судия, сильный и долготерпеливый, в один миг пресек и затягивание дела соепископом нашим Фавстином, и уловки самого Апиария, которыми он усиливался скрыть свои нечестивые гнусности. Недействительными сделались и отвратительное, зловонное упорство, и бесстыдное запирательство, которым Апиарий хотел покрыть нечистоту столь многих своих сладострастных дел. Ибо когда Бог наш стеснил его совесть и обнаружил перед всеми людьми тайны его сердца, поскольку они уже были осуждены самой гнусностью преступлений, тогда у хитрого отрицателя внезапно вырвалось признание во всех поставленных ему в вину преступлениях и он добровольно обличил себя в таких пороках, в которые едва ли можно было поверить. Тем самым он обратил в плач и нашу надежду, из-за которой мы не теряли доверия к нему и молились о том, чтобы он смог очиститься от столь постыдных пятен. Эту скорбь, господин брат, он облегчил одним-единственным утешением: избавил нас от тяжести непрерывного сетования да и позаботился, наконец, об излечении собственных ран, так как признался во всем, хоть и невольно и при сопротивлении своей совести.