Свежий, ещё достаточно белый снег чавкал под ногами, налипая комьями на ботинки. Лужи затягивались тонкой плёночкой льда, и ещё не хрустели, если на них наступишь. Грязные, мокрые голуби оставляли за собой дорожки следов, стягивались к скамейке в задрипанном скверике по пути в магазин. Если присмотреться повнимательнее, а на зрение я особо не жаловалась, можно было заметить на этой скамейке кусок, даже, скорее, ломоть хлеба, притягивающей к себе голубей.
Добравшись до магазина и сделав там пару приличных луж моими чудесными ботинками-говнодавами, я набрала немного продуктов и вышла наружу. Вдыхая полную грудь свежего, слегка морозного воздуха, словно наслаждаясь им (нет, я на самом деле наслаждалась, но не без задней мысли), я огляделась по сторонам. Алиса - одна, приятельских физиономий - ноль. Одноклассников или учителей в округе не замечено. Теперь можно и домой. К Станиславу Игоревичу.
В тепле прихожей я вместе с моими мыслями и эмоциями оттаяла. Хотелось побросать всё бессистемно - на самом деле я так не сделала - и, прошлёпав босыми ногами на кухню, первым делом спросить: «Станислав Игорич, вы охренели что ли?! Как я должна, по-вашему, выпутываться, когда вы изображаете статую у моей парты?» Этого я тоже, конечно, не сделала. Слишком дерзко даже для такой дерзкой девчонки, как я.
Хех, «девчонки»...И что он так любит это слово?
Однако даже мой великолепный сценарий расплёскивания вокруг праведного гнева померк перед тем, что произошло в реальности.
Англичанин с мрачным видом курил у окошка, закинув ногу на ногу. Забывая стряхивать пепел, отчего на брюках (рабочих, к слову) уже образовались несколько пятен серых затёртостей. Его лицо выражало просто всю мировую скорбь. Мне даже как-то стыдно стало, что я на него злилась весь день. Стараясь не стучать пятками по полу, я тихонько двинулась к нему.
Станислав Игоревич заметил меня, только когда я уже стояла в паре шагов от него.
- Прости, - складка между его бровей стала чуть глубже. Он пожевал губами, пару раз открывая рот, собираясь что-то сказать, затем смыкая губы снова. И, наконец, произнёс. - Виноват, дурак, -словно закончив всю ту речь, что прочитал в своей голове. Он поднял голову, заглянув мне в глаза. Проверяя, насколько всё плохо.
И почему-то мне захотелось одновременно смеяться и плакать. Видимо, поэтому, сама такого не ожидая, не успев остановиться, я подняла руку и погладила его по голове. Отдёрнула. Нервно улыбнулась:
- Неправда. Всё в порядке.
Шаг назад.
- Опять я делаю всякие глупости.
Ещё шаг.
- Честное слово, это не повторится.
Интересно, верит ли он мне? А то вот я что-то в своих словах сомневаюсь. «Свежо предание...», как любит говорить мама.
Интересно, а что сказала бы мама сейчас? Или папка?
Получила бы я, наверное, за полное отсутствие контроля и здравого смысла. А, может, ещё и...
- Ничего, - Станислав Игорич мягко удерживает меня за руку. - Всё в порядке.
Ободряюще улыбается мне. Я, чуть осмелев, тоже улыбаюсь в ответ. Почти незаметно, но улыбаюсь. Он аккуратно поднимает мою руку, укладывая её себе на макушку:
- Не бойся поддержать человека, если он подавлен. Бойся не сделать это вовремя.
И я понимаю:
- Я не буду бояться, - голос тихий, но твёрдый и уверенный. Это тоже обещание. А я ведь держу своё слово.
- Молодец, - тёплая и сухая ладонь проводит по моей щеке, погладив скулу большим пальцем.
Как мало надо мне для счастья.
Глава 6.
Босые ступни уже начали подмерзать, но мне не хотелось отходить от окна, оставляя этого пропахшего табаком человека ни на минуту. Да даже на полминуточки! Мой внутренний голос говорил: «Обойдёшься! Никто ещё не умирал от замерзания ног». И мне хотелось мысленно поспорить с этим аргументом. Но не настолько сильно, чтобы отвлекаться от мыслей об англичанине.
Что с ним творится, чёрт побери? Почему он так подавлен? Я читала про депрессии у подростков, но не думала о депрессиях у взрослых. Хотя, понятное дело, я этим даже не интересовалась. Мамка с папкой всегда были на позитиве, как будто у них не батарейка в сердце, а самый настоящий постоянно подзаряжающийся аккумулятор. А чужие дяденьки и тётеньки меня ведь не особо раньше волновали. Только вот Станислав Игорич не был «чужим» дядькой. И он точно не был простым классруком. Он был сейчас самым близким для меня человеком. Хотя, конечно, не знал об этом. А я не спешила поведать, насколько большое место он оккупировал в моей душе. Не хватало ещё окончательно испортить отношения!