Когда я смотрю на Киару, я думаю что будет неплохо провести тихий вечер перед телевизором. Я накладываю себе полную тарелку еды и направляюсь к дивану.
— Двигайся, cachorro.
Брендон устраивается между мной и Киарой.
Закончив с ужином, я помогаю отнести тарелки на кухню, пока Киара делает попкорн.
— Если ты не хочешь, тебе необязательно проводить этот семейный вечер с нами, — говорит мне Киара.
Я пожимаю плечами.
— Я все равно не собирался никуда идти. — Подкидывая попкорн в воздух, я ловлю его ртом.
Возвращаясь обратно в гостиную, я думаю о Киаре больше, чем о чем-то другом. Даже когда Брендон переключает канал на мультфильм, который он выбрал, я кидаю на нее взгляд.
— Брен, время идти в кровать, — говорит миссис У когда мультфильм заканчивается.
— Но я хочу посидеть еще, — ноет он, хватая Киару за руку.
— Ну, нет. Ты и так ложишься поздно, — настаивает миссис У. — Давай, обними свою сестру и Карлоса и пойдем наверх.
Брендон поднимается на ноги и обвивает Киару руками. Она крепко его обнимает и целует в щеку. — Люблю тебя больше, чем ты меня, — говорит он ей.
— Невозможно, — отвечает она.
Он освобождается из ее объятий и прыгает на диван рядом со мной. Раскрывая широко руки, он обвивает меня за шею.
— Люблю тебя, amigo.
— Ты по-испански теперь говоришь, cachorro?
— Ага. Я выучил это на этой неделе в школе. Amigo значит друг.
Я хлопаю его по спине.
— Ты мой маленький Мексиканишка, не так ли?
— Так, ну ладно, пора в постель, Брен, — говорит еще раз миссис У. — Сейчас же, не откладывая.
— Выбирайте следующий фильм сами, — говорит Уэстфорд, кидая нам пульт. — Я пойду сделаю нам еще попкорна. Брен, я поднимусь пожелать тебе спокойной ночи когда ты переоденешься в пижаму и почистишь зубы.
Миссис У забирает Брендона наверх и пофессор уходит с пустыми мисками от попкорна.
Я остаюсь с Киарой наедине. Наконец-то.
Я сижу с одной рукой, закинутой на спинку дивана, а второй - лежащей на моем колене. И я чувствую эту девчонку каждой клеткой своего тела. Она встает и подходит к стеллажу с несколькими полками фильмов — очевидно, их коллекцией. Я никогда не был в доме с целой коллекцией фильмов на полке.
— Я не могу нормально себя вести с тобой, — говорю я ей.
Она поворачивается, в замешательстве.
— О чем это ты?
— Сегодня утром перед Майклом ты попросила меня вести себя нормально. — Я делаю глубокий вдох и говорю ей то, что должен был сказать сразу после игры. Вместо того, чтобы позволить ей меня игнорировать, когда я вернулся домой, мне следовало сказать ей правду. — Я не могу. Когда Тук сказал мне, что вы с Майклом встречались, я представил тебя с другим парнем и это свело меня с ума. Я не хочу, чтобы ты была с другим.
— Я и не хочу быть с другим парнем. Я хочу быть с тобой. А теперь выбирай фильм, пока я не сказала что-то, что ты не хочешь услышать. Давай же, выбирай.
— Мне все равно, ставь, что хочешь, — отвечаю я, игнорируя ее комментарий о том, что она не сказала мне то, что я не хотел услышать. Я услышал достаточно. Она хочет быть со мной. Я хочу быть с ней. Зачем все усложнять, говоря что-то еще?
Она достает Вестсайдскую историю, и я смеюсь.
— Тебе нравится этот фильм?
— Да. Мне нравятся танцы. И песни.
Я задумываюсь над тем, может ли она также хорошо двигаться, как она чинит машины. Или она считает, что межрасовые пары обречены с самого начала, потому что они слишком разные.
— Ты танцуешь?
— Немного. А ты? Ну, кроме горизонтального танго.
Киара иногда меня удивляет. Я всегда даже немного шокирован, когда она показывает мне проблески своего колкого поведения.
— Ага. В Мексике я с друзьями ходил в клубы каждые выходные. Мы танцевали, знакомились с девчонками, пили, накуривались … было весело. А теперь я здесь, на Вечере семейного веселья с Уэстфордами. Времена точно изменились.
— Тебе не следует употреблять наркотики.
— Разве ты не делаешь то, что не следует? Давай, Киара, признайся. Не может быть, что ты такая невинная, как все думают. Ты такая же, как и все мы, грешники. Ну, ты не куришь, не пьешь и не употребляешь наркотики. Но у тебя есть другие пороки. Они есть у всех. — Когда она не отвечает, я продолжаю: — Расскажи мне что-нибудь шокирующее.
Она садится на диван.
— Шокирующее?
— Да. Шокируй меня.
Она садится на колени и придвигается ко мне.
— Я думаю о тебе, Карлос, — шепчет она мне в ухо. — Ночами, когда я лежу одна в своей постели. Я думаю о том, как целую тебя, как наши языки переплетаются друг с другом и как ты запускаешь свои руки мне в волосы. А когда я думаю о вибрациях твоего оголенного торса, я прикасаюсь…
— А вот еще попкорн! — говорит Уэстфорд, заходя в комнату с двумя огромными, заполненными до краем свежим попкорном мисками в руках. — Киара, что ты делаешь?
Сцена, должно быть, достаточно колоритна. Киара стоит на четвереньках и наклоняется ко мне. Ее лицо в нескольких сантиметрах от моего.
Я сглатываю. То, что она собиралась сказать, рисует в моем воображении еле выносимую и красочную картинку. Я смотрю ей прямо в глаза, пытаясь понять, врет она или нет, но не могу. В ее глазах горит огонь, но я не уверен, то ли это от страсти, то ли от возбуждения, вызванного ее ложью.
Я молчу, позволяя Киаре ответить.
Она отодвигается от меня.
— Эм… я… эм… ничего такого.
Уэстфорд смотрит на меня, в ожидании объяснения.
— Поверь мне, ты не хочешь знать, — говорю я.
— Знать что? — говорит миссис У, заходя в комнату.
Профессор протягивает мне миску с попкорном, а миссис У усаживается в свое кресло. Я начинаю жевать попкорн, чтобы не пришлось разговаривать.
— Я не могу получить прямого ответа ни от одного из этих тинейджеров, — жалуется Уэстфорд.
Киара устраивается поудобнее на другой стороне дивана.
— Мам, пап, что бы вы сделали, если бы застали нас здесь целующимися?
На самом деле я задала этот вопрос с гипотетической точки зрения. Я не хотела, чтобы Карлос начал давиться попкорном, что он сейчас и делает.
— Ты в порядке? — спрашиваю я, пока он кашляет без остановки.
Карлос смотрит на меня, как будто я самая сумасшедшая девчонка на планете.
— На кой черт ты спрашиваешь их об этом?
— Потому что я хочу знать их ответ.
Я вижу, как мои родители пытаются телепатически прийти к тому, как нам ответить.
— Ну… — начинает моя мама, — эм…
— Что твоя мама хочет сказать, — встревает мой отец, — это то, что мы тоже когда-то были в вашем возрасте и мы понимает, что экспериментирование, это нормальная часть взросления…
— И вы знаете, что необходимо уважать себя и свои тела, — говорит моя мама. Я подозреваю, что она специально не отвечает на вопрос.
— Да, мама.
Мой отец поднимает пульт.
— Окей, раз все всё поняли, какой фильм вы выбрали?
Немного смутившись, я отвечаю:
— Вестсайдская история.
Мы смотрим фильм, но время от времени, Карлос фыркает, как будто та или иная часть фильма кажутся ему глупыми. К концу я плачу так сильно, что Карлосу приходится передать мне бумажную салфетку с угла кофейного столика ближе к нему.
— Передай мне одну тоже, — говорит мама, всхлипывая. — Я всегда плачу, когда смотрю этот фильм.
— Я ненавижу конец, — заявляю я всем в комнате, вытаскивая двд из плейера и заменяя на другой.
Мой отец поворачивается к Карлосу.
— Что я могу сказать? Мои женщины хотят счастливый конец.
Моя мама, с волосами, закрепленными крабом наверху, как у тинейджера, смотрит на моего отца.
— Что плохого со счастливыми концами?