— Мне нужно идти и готовить ужин. Тебе нужно что-нибудь нужно?
— Я бы хотел поговорить со своей дочерью.
— Конечно. — Я протягиваю ей телефон, но она сердито смотрит на него.
— Нет, — произносит она мне одними губами. Гнев написан у неё на лице.
— Элма, — рычу я.
Она качает головой и выскакивает из машины, оставляя меня одного.
— Думаю, она по-прежнему злится на тебя за то, что ты оставил её здесь, — говорю я ему.
Матео тяжело вздыхает.
— Это было к лучшему. Знание того, что она трахалась с теми парнями, сводит меня с ума. Её подруга Рита сказала мне, что она сошла с ума, пройдя через всех их друзей-парней, — рычит он. — Я был чертовски напуган, услышав это дерьмо, чувак.
— Подруга сдала её? — У меня болит грудь, потому что эта маленькая сучка целыми днями переписывается с Элмой, как будто они лучшие подруги, и всё же, когда появляется возможность — всё сбалтывает отцу лучшей подруги.
— Ты упускаешь главное. Семь парней, Адам. Рита сказала, что моя девочка занималась сексом с семью парнями с этого лета. — Он громко сглатывает. — Ты держишь её в безопасности? Подальше от всяких придурков, которые думают, что тоже могут залезть к ней в трусы?
— Никто не залезет к ней в трусы, — клянусь я, и в горле у меня стоит низкий рык.
— Слава Богу. Ты хороший друг. Скажи ей, чтобы она позвонила мне, когда закончит злиться на меня.
— Хорошо.
Повесив трубку, я вылезаю из грузовика и неторопливо направляюсь к хижине. Элма уже внутри. Я нахожу её стоящей на кухне и потягивающей воду из бутылки. Её брови сдвинуты, на лице застыло страдальческое выражение.
— Почему ты не захотела с ним поговорить?
Она ставит бутылку на стол и закручивает крышку.
— Потому что я всё ещё злюсь на него.
— Он просто не хочет, чтобы ты совершала те же ошибки.
Её ноздри раздуваются.
— И что же это были за ошибки?
— Трахать всех своих друзей, — прямо говорю я ей.
Она изумлённо смотрит на меня, и на глазах у неё выступают слёзы.
— Прости, что?
— Я знаю о них всё. Очевидно, Рита рассказала твоему отцу.
Поток слёз, скапливающихся на веках Элмы, выходит из-под их плотины.
— Она что?
Подойдя к девушке, я прижимаю её к своей груди.
— Мне очень жаль.
Её тело расслабляется рядом с моим, и она всхлипывает.
— Зачем она ему это сказала?
— По-моему она настоящая стерва, — ворчу я. — Тебе следовало бы найти друзей получше.
— Как Зейн?
Зейн действительно хороший парень в глубине души, несмотря на его жёсткий внешний вид.
— Если только он не поцелует тебя, тогда да. С ним всё в порядке.
Она хихикает и смотрит на меня снизу-вверх. Я смахиваю её слезы и прижимаюсь поцелуем к её носу.
— Ты прекрасна, — бормочу я. — Они не оценили, насколько ты совершенна. Ты заслуживаешь того, кто это сделает.
— Вроде тебя?
— Чертовски верно.
Её ладони обхватывают мою шею сзади, и она встаёт на цыпочки.
— Я хочу тебя.
Я прижимаюсь губами к её губам и крепко целую. Я хочу её сейчас больше всего на свете. Схватив Элму за задницу, я приподнимаю её и в тот момент, когда её ноги обхватывают мою талию, толкаю её к стойке.
— Я тоже хочу тебя.
Она начинает теребить пуговицы на моей рубашке, но я слишком хочу сначала увидеть её обнажённой. Я начинаю дёргать её за свитер, пока он не перестаёт мне мешать. Розовый лифчик делает её сиськи чертовски аппетитными, но он тоже должен исчезнуть. Я легко подцепляю его одной рукой и тоже отбрасываю. Её сиськи — идеальные круглые загорелые со светло-коричневыми сосками, которые так и напрашиваются на укус.
— Чёрт возьми, ты само совершенство, — хвалю я.
Девичьи глаза расширяются, и она застенчиво улыбается мне. Это заставляет меня ещё больше злиться на мелких засранцев, которые добрались до неё первыми. Она особенная и милая. Элма заслуживает поклонения и обожания. Эти придурки просто использовали её.
— Это не закончится после одного раза, — предупреждаю я её. — Я не валяю дурака.
— Я не хочу, чтобы это закончилось после одного раза.
— Хорошая девочка, — бормочу я. — Как только я заявляю, что что-то принадлежит мне, я не отпускаю это.
Она улыбается.
— Мне нравится, как это звучит.
Мы играем с огнём. Я друг её отца. Она моя ученица. И всё же ни один из нас не останавливается. Очевидно, мы оба любим играть в опасную игру.