Хор раскланивается в тот момент, когда песня заканчивается, и собирается уступить сцену оркестру, когда я слышу шёпот по всей толпе. Повсюду дети хихикают и тычут пальцем в сторону сцены у стены. Я прослеживаю за их взглядами до Блейка Холлиса, парня, который проводит в моём офисе больше времени, чем моя чёртова подружка.
Как только я вижу, что он достаёт из кармана зажигалку, я поднимаюсь со своего места. Эверетт видит всё это одновременно со мной и уже движется к нему. Блейк наклоняется к мусорному ведру и что-то поджигает. Я ожидаю огонь.
Бах! Бах! Бах! Бах!
Комната вращается. Меня подстрелили.
Блейк. Блейк. Блейк.
— Бонилла!
Бах! Бах! Бах! Бах!
Бежим, бежим, бежим.
Я сейчас умру.
Прямо здесь.
В свои чёртовы девятнадцать лет.
— Реннер!
Раскат выстрелов вокруг меня становится приглушённым и затихает. Я умираю. Это произошло. Блядь. Я ещё не готов, чёрт возьми.
— Реннер!
Бах! Бах! Бах! Бах!
Меня подстрелили. Я свернулся калачиком, отчаянно пытаясь защитить свои органы. Я не хочу умирать. Я не могу умереть. Я слишком молод. Я хочу жить — хочу грёбанную жену. Не этого. Не грязную могилу.
О Боже!
— Адам!
Крик, знакомый и женский, раздаётся сквозь ужасающий туман, и я слепо тянусь к нему. К ней. Нежная, сладкая, моя. Я хватаю её и притягиваю к себе.
Все её тело содрогается, когда она обнимает меня.
— Ш-ш-ш, — шепчет она сквозь слёзы. — Я здесь. Всё в порядке. Ничто не причиняет тебе боль. Слышишь? — Элма поднимает голову и смотрит на меня сверху вниз. Её лицо покраснело от слёз, а нижняя губа дико дрожит. Она такая красивая.
— В меня стреляли… — но ничего не болит. Я растерян и дезориентирован. Какого хрена тут произошло?
— Нет, — воркует она, обхватив меня ногами за талию. — Этот тупой мудак устроил фейерверк. Мне очень жаль. Я не знала, что он собирается делать.
Я моргаю, прогоняя оцепенение. Всё это не имеет значения. Только не хаос вокруг меня. Только не Блейк, которого отчислят, как только я встану с этого пола. Ничего. Только она. Я провожу ладонями по её щекам и притягиваю Элму к себе. Сначала она напряжена, но в тот момент, когда наши губы встречаются, она целует меня, как будто у неё есть сила исцелить мой разум. И я ей верю. Если кто и может прогнать эти кошмары, так это она.
— Ладно, Ромео, — ворчит Эверетт. — Этого вполне достаточно.
Элма быстро целует меня и встаёт. Именно тогда я оцениваю своё окружение. Зрительный зал пуст, если не считать четырёх человек. Я растянулся на полу, и у меня чертовски болит голова.
— Шериф Макмахон уже едет, — отрывисто сообщает мне мисс Боуден.
Я ловлю взгляд Матео и клянусь, что он борется между тем, чтобы утешить меня, и тем, чтобы снести мою голову с плеч. Вот тогда-то до меня доходит. Я только что поцеловал Элму в присутствии мисс Боуден, тренера Лонга и её отца.
Блядь.
— Я могу объяснить, — начинаю я, но Матео резко качает головой.
Элма сглатывает и борется со слезами.
Вот и всё.
Мы знали, что существует шанс, что люди узнают об этом. Я просто не ожидал, что всё будет именно так. Таким унизительным способом.
Матео подходит ко мне и протягивает руку. Я неохотно принимаю её и позволяю ему помочь мне подняться на ноги.
— Как твоя голова? — спрашивает он, пристально глядя на меня. — Ты довольно сильно ударился, когда упал.
Я потираю затылок, где образуется шишка, и отмахиваюсь от его беспокойства.
— Я в полном порядке. — Наши глаза встречаются, и мне не нужно ничего ему говорить. Он тоже был там. В Афганистане. Эти фейерверки напомнили мне о выстрелах, и я потерял контроль над собой.
— Блейк? — спрашиваю я, и мой голос срывается на крик.
— Хокинс держит его у себя, пока не приедет шериф, — отвечает мне Эверетт.
— Хорошо, — бурчу я. — Отведи меня к этому маленькому засранцу.