– Двадцать четыре часа. Да, все так, ставка ровно за сутки, что позволяет предположить... Постойте. Быстро, покажи это!
Чуть в стороне от основного ряда появилось пятно. Зеленое, схематичное изображение тяжелого доспеха. Изображение дрожало, снимали шагов со ста, но было понятно, что это все тот же вызов на бой совершенно определенного человека.
– Как вы видите, Единство по-прежнему желает сокрушить сильнейшего из героев нашего города!
Вздохнув, я поглядел на сидящих за столом. Ну и как им теперь объяснить, что это не я устроил? И поверят ли они тому, что я не ору и не ругаюсь лишь потому, что опять обдолбался тишиной? Все понимаю, но даже изобразить удивление не получается.
Чтобы не видеть эти косые взгляды я снова повернулся к окну. Маму жалко.
– Мда. – Комендант замолчал, потом вздохнул: – Значит, готовим ставку особого порядка.
Можно и так назвать. Но суть одна – смертники, задача которых не выстоять, а продержаться как можно дольше, позволив узнать о силах Единства. Потому что если оно после устранения Фарисона продолжает себя так вести, то мало ли что там дальше? Предполагать можно что угодно, а решит все равно бой.
За спиной продолжали что-то обсуждать, о чем-то спорить, я не прислушивался. Поспать бы, часиков десять. Или даже больше. А потом взять планшет, устроиться в какой-нибудь кафешке с интересными рассказами про великие сражения и героические подвиги. Самое приятное в которых то, что случалось все это не с тобой.
– На этом закончим. В пять жду от вас докладов.
Уже в дверях меня остановили:
– Очоа.
Я остановился, дверь кто-то заботливо прикрыл с той стороны. Мы остались с комендантом наедине.
– Кого возьмешь в ставку?
– Из тяжей буду только я.
Переспрашивать он не стал, но уточнил:
– По уставу, любой доброволец в весе юнита...
– Только я. Остальные вам пригодятся при зачистке.
Это еще нужно будет обеспечить. Новички послушаются тех, кто их пригласил, но вот Пчелка... Хотя она же не дура?
– Это ты сделал?
Вопрос лишь прозвучал неожиданно, я даже нахмурился, пытаясь сообразить, но потом понял и уставившись на него ответил:
– Нет.
Он еще секунду померился взглядом с тишиной, которой я был залит по уши, а потом кивнул:
– Значит, только один тяж. Хорошо, учту.
Делать вид, что он очень занят и перекладывать бумажки он не стал, но и говорить прощальное напутствие не собирался. Просто подождал, пока я выйду и все. Он же не всерьез вот это? Ну какой из меня злодей-манипулятор? Да и кто бы ответил...
В боксе снова было тихо, лишь сержант дремал на раскладушке. Когда я вошел он было подхватился, но потом махнул рукой и лег обратно. Счастливчик, мне всего часа полтора получилось подремать.
Два месяца назад я мог часами спорить о важности балансировки, тратил часы на самостоятельные попытки просчитать тонкие настройки разных моделей и мечтал просто пройтись в "настоящем турнирном" тяже. Сейчас... ходит, выстрел держит – вот и ладно. Может, пойти в доспехе Дитриха? Все-таки бело-золотой куда нарядней. Как на это отреагирует Единство? Сочтет за обман или оно в самом деле меня отличает? Вот никогда никого не выделяло, а тут вдруг стало?
Или это посмертная месть Фарисона?
Так и не решив ничего, я колупнул свежую краску на плече. Кто-то из техников без команды без приказа нанес знаки ветерана. Пять закрытых ставок. Даже не верится. У меня ни на одной модели не было такой раскраски, казалось кощунственным сделать что-то подобное. Но тем не менее – я это сделал.
Впрочем, теперь надо проделать кое-что потрудней.
Бокс копья Циммерман был на другой стороне здания и с каждым шагом я чувствовал, что моя решимость куда-то улетучивается. Как можно уговорить рыцаря не идти в бой? Захочет ли она вообще меня слушать? И что мне делать? Но в этой ставке ее быть не должно, я уверен.
Ханна сидела на верстаке с мрачным видом и разглядывала свой доспех. При виде меня она хмыкнула, но ничего не сказала. Я сел рядом и чтобы занять руки стал перебирать разложенные инструменты.
– Это правда?
Какие-то они все неразговорчивые сегодня. Впрочем, Ханна тут же уточнила:
– Теперь Единство можно распознавать даже неактивным?
– Правда. Схемы уже выслали из города.
Она кивнула и после недолгого молчания уточнила:
– А этого делягу, Фарисона?
– Тоже правда.
Ханна кивнула еще раз.
– Наверное, ты прав. Сама бы удавила гаденыша. – Она смотрела в окно с точно тем же выражением, которое я видел в зеркале. – Я столько сделала, чтобы доказать всем – я рыцарь! И что теперь? Что мне теперь делать, парень? Зачем я теперь нужна? Столько лет... Нам стоит сдохнуть в этом бою, чтобы остаться легендами навсегда.