Я сижу на первой парте прямо перед ее столом.
— Ром, — очень доверительно и мило начинает она, — что с тобой происходит? Ты же способный мальчик! Тебе и усилий не надо прилагать, чтобы быть лучше всех по английскому, с твоей-то памятью.
По большому счету, Анна Олеговна ничем не отличается от всех остальных учителей. Разве что детей она не ненавидит. Но, возможно, это приходит с опытом. Хотя, может быть, лютая ненависть к подросткам — это пережиток поколения советских училок, которые так и не смогли вписаться в ритм новой современной жизни. Меня всегда интересовал вопрос, какими станут такие как наша англичанка лет через тридцать? Будут ли они, сейчас игривые, похожи на всех этих унылых теток с аккуратными гнездышками волос на головах? Однако поучить и повоспитывать и молодые учителя не против. Методы немного другие, но в сущности, то же самое.
— Вы сейчас будете опытом со мной делиться? — спрашиваю я совершенно серьезно.
— Что? — не понимает Анна Олеговна.
— Я просто спать хочу, и в такие моменты опыт совершенно не воспринимаю.
Она не просекает фишку и продолжает попытки наставить меня на путь истинный.
— Ром, я все понимаю, конечно, но дело ведь не только в английском, правда? Ты же не только на моих уроках такой?
Понятно, нелегкая роль посла доброй воли выпала на хрупкие плечи Анны Олеговны. Пробиться к сердцу закрытого подростка Ромы Веригина — вот боевое задание, которое получила наша учительница по английскому. Не знаю, рада она этому или нет, но таковы побочные эффекты статуса «любимого учителя». Мне смешно от того, как Анна Олеговна уверена в себе. И еще мне смешно называть ее Анна Олеговна. Да потому что Юля, например, почти ей ровесница. А Юля же практически моя старшая сестра.
— Попытка не удалась. — отвечаю. — Но попытка засчитана.
— О чем ты, Рома? Какая попытка?
— Попытка найти ко мне подход.
— Господи! Веригин! — Анна смеется и изо всех сил старается, чтобы смех ее звучал непринужденно, но видно же, что она ни черта не поняла. — Ты все шутишь!
— Да не шучу я. — отвечаю. — Просто подхода нет. Можете так и передать на педсовете, что все подходы блокированы.
— Ты издеваешься? — уже немного раздраженно произносит англичанка.
— Нет, Анна Олеговна. Просто у вас ничего не выйдет.
— Что не выйдет?
— Ну, затея вся эта ваша, подружиться со мной — гиблое дело.
Повисает минутная пауза. Ну что они, в самом деле, взялись вдруг вокруг меня какие-то полигоны доверия выстраивать! Уж на тройки-то я стабильно учусь, а большего мне не надо! А еще как начинают эту пластинку с ЕГЭ и институтами, так хоть вешайся! И ведь нельзя им сказать правду, нельзя сказать, что не собираюсь я ни в какой институт, что на фиг не сдалось мне ваше высшее образование — мне бы со школой поскорее разобраться.
— Ну, я пойду уже? — прерываю я затянувшееся молчание и встаю со стула.
Анна Олеговна только головой кивает.
8
Я на кухне завариваю кофе, а Ксюшке надо бы сделать какао. Каникулы. Мы теперь можем спать хоть до обеда — я сказал в детском саду, что вся наша дружная большая семья едет к бабушке в Саратов. Надо будет только Ксюшке хоть что-нибудь про этот Саратов рассказать, хоть фотографии показать, чтобы на вопросы отвечала со знанием дела.
Пока в чайнике закипает вода, в кухню входит моя старшая сестра Катя. Ей девятнадцать. Она считает себя очень умной и поэтому сразу после школы поступила в университет и уехала подальше от всех нас. Просто сбежала от своей прекрасной любящей семьи и оставила нас с Ксюшкой одних. Теперь вот, спустя полтора года, Катя решила нас навестить — как мило с ее стороны!
Уже третий день каникул, и третий день Катя живет у нас.
— Блин! Что за хрень! — возмущается она, потому что вляпалась рукой в соус, который мы с Ксюшкой вчера размазали по разделочному столу. — Что у вас тут за бардак кругом!
— Так убери! — отвечаю, повышая голос.
Просто я не могу по-другому разговаривать со своей старшей сестрой. Просто я вообще с ней с трудом могу разговаривать, поэтому предпочитаю большую часть времени молчать. Но не всегда это удается. Вот как сейчас.
— Ты что, нормально разговаривать не можешь? — спрашивает сестра.