— Да ладно! — я отстраняюсь и вытираю ладонью текущие по щекам слезы.
— Господи, как же вы здесь живете?! — не унимается Катя.
— Да нормально живем. — отвечаю я, но тут же понимаю, что не могу больше держаться.
Я отворачиваюсь к стене, упираюсь в нее лбом и тоже начинаю плакать.
— Я бы все бросил, — говорю сквозь слезы. — Мне ничего не надо! Я бы бросил эту гребаную школу и работал бы нормально, я бы и с ним разобрался, но нельзя! Нельзя, потому что если я брошу школу, то они начнут копать, начнут интересоваться, приходить домой… И тогда они все узнают. И тогда нас отправят в интернаты. Меня и Ксюшку. А я туда не хочу. И еще больше я не хочу, чтобы Ксюша попала в какой-нибудь детский дом! Она ведь не нужна ему. Я-то понятное дело… Да хрен со мной! На нее ему тоже наплевать. Но я сейчас ничего не могу. Мне надо хотя бы закончить школу… Ты не представляешь, как они пытаются все время влезть поглубже в наши семейные отношения. Слава богу, у них ничего не выходит! Мне бы продержаться до восемнадцати, и тогда я, может быть, что-то смогу. Тогда все будет проще. Я просто возьму Ксюшку, и мы уедем куда-нибудь подальше отсюда. Уедем и забудем все это как страшный сон.
10
Я не сплю почти всю ночь. Хотя, спать-то осталось — совсем ничего. Но все равно я не смыкаю глаз. Мысли все кружатся и кружатся, все жужжат и жужжат как надоедливые мухи. Я думал, полежу, не усну, так все равно успокоюсь, но моя истерика к утру только усиливается. Потом я слышу, как встает Катя. Я слышу, как она идет на кухню. Вот ведь, ей тоже, похоже, не спится. Это у нас, кажется, семейное. Я слышу, как закипает чайник, как щелкает его кнопка, как Катя берет с полки банку с кофе. И меня это вдруг начинает не на шутку бесить. Чего это она здесь хозяйничает! Уехала, так уехала. Могла бы и не возвращаться, вообще. Конечно, это и ее квартира тоже… Но пусть только попробует мне это сказать!
На кухне сначала я вижу только Катю с кружкой кофе, но потом я замечаю на столе стаканы, недопитую бутылку и какую-то закуску типа нарезанной колбасы, сыра и подобного. И это меня просто выводит из себя. Еще и стол себе накрыл, урод! Сколько же я просидел под дверью, утопая в воспоминаниях? У меня прямо глаза кровью наливаются. Чувствую, сейчас просто разорвет на части. Я подхожу к столу, глубоко дыша, и сметаю все эти остатки вчерашнего пира на пол.
— Какого хрена! — ору я, когда стаканы, бутылки и немногочисленные тарелки уже летят на пол и разбиваются.
— Ты в порядке, Ром? — испуганно спрашивает Катя.
— Нет! — продолжаю орать я. — Не в порядке!
— Господи, Ром, что ты делаешь? — продолжает сестра.
— Только не надо учить меня, что делать и как себя вести! — отвечаю все еще на повышенных тонах. — Это не твое дело! Мы здесь живем! Мы — не ты! Ты, вообще, ни хрена не знаешь, так что не лезь! Вали в свой университет, в свою новую жизнь!
— Ты Ксюшу разбудишь… — говорит Катя, пытаясь коснуться моего плеча.
Я одергиваю ее руку и прошу, чтобы не трогала меня. Я говорю, что буду поздно, одеваюсь и ухожу. Я просто не могу больше все это выносить.
Около часа я бесцельно шатаюсь по улицам, кутаясь от ветра, потом звоню Юле. Я спрашиваю, есть ли у нее немного времени для меня, и она отвечает, что свободна сегодня до вечера.
В ее квартире я стою, облокотившись о стену. Кажется, что у меня совсем нет сил, и я вот-вот рухну на пол без сознания.
— Ромка, что с тобой? — спрашивает Юля, конечно, заметив мое состояние.
— Не знаю, — отвечаю. — Я устал.
— Ты хочешь поговорить, Ром?
— Не знаю.
— Ромка! — настойчиво восклицает Юля. — Да что с тобой? Ты сам не свой! Что случилось?
— Ничего, — произношу как можно спокойнее. — Старшая сестра приехала.
— Так у тебя все же есть старшая сестра? — искренне удивляется Юля.
Я отвечаю, что, конечно же, у меня есть на самом деле старшая сестра, иначе врать на эту тему в школе было бы бессмысленно. Они же ведут личные дела, в которые записывают данные о семье и все такое. Они же строго отслеживают, сколько у кого братьев и сестер. Они, вообще, молодцы, только ни хрена не понимают и не видят дальше этих формальных личных дел.
Потом Юля, видя мое состояние, решает немного надавить. И надо сказать, ей это удается. Просто у меня такое состояние, что не особенно и надо давить. Я и так вот-вот готов взорваться как надутый до предела воздушный шар. Только вместо воздуха, во мне скрыто столько всякого дерьма, что, боюсь, Юле придется потом долго вычищать свой мозг.